Значит, прав Говнюков: Лев Лаврентьевич за сто рублей купил бесплатный журнал.

Значит, прав Говнюков: Лев Лаврентьевич лох!

И это притом, что не знал Говнюков, откуда журнал – не знал, что из урны!.. и что сам Лев Лаврентьевич выбросил в урну!.. не знал!.. А если бы знал?

Нет, какой Лев Лаврентьевич лох, не дано даже знать Говнюкову!

Это удар. Под ногами земля пошатнулась.

Лев Лаврентьевич думал: что ж ты делаешь со мною, дедуся? Хорошо, я критичен к себе в мере той, что и к миру. А другой человек? А другой человек без морального стержня, стержня может и вовсе лишиться (речь идет о морали), потерять в человечество веру, сползя на стезю дозволенья всего, что в мозгу уродится – это ль будет не грех?

Надо думать, сто пятьдесят – оптимальная доза, когда думает мозг лучше всего.

Лев Лаврентьевич остановился.

Еще один городской сумасшедший по воде, как посуху, промчался на велосипеде; некто вышел из хозяйственного, вооруженный, как пикой, длиннющим плинтусом; проворный эвакуатор поспешно приступил к пленению неверно припаркованной «девятки», – а Лев Лаврентьевич все не мог успокоиться, все стоял на месте, не двигаясь – итожил промахи и ошибки.

Много было ошибок, начиная с той, что родился. И то, что женился. И то, что послушался Петю, соблазнился местом в машине и поехал жене за подарком (все равно ж не купил!..), и то, что журнал сексуальных услуг согласился выкинуть в урну, и то, что снова его ж и обрел… за сто рублей… но и это не все! То, что он позвонил той «одетой», это тоже ошибка! И серьезнее всех!

Глядя на водосточную, словно вспотевшую трубу, он осознавал всю серьезность последней ошибки.

Его мобильник засвечен. Он попал в базу данных. Его теперь просто найти. Естественно, будут искать, обязательно будут искать. Вызвался и не пришел. Сексбизнес не прощает обмана. По существу, он поступил, как телефонный хулиган: сделал фиктивный заказ (или правильно как называется?), только это не то, с чем допустимо шутить. Возможно, она отказала другому клиенту, рассчитывая на скорый визит Льва Лаврентьевича, следовательно, Лев Лаврентьевич причина ущерба, урона, потерь – как моральных, так и финансовых. Даже больше финансовых, чем моральных. Ему позвонят и спросят, где он. И объяснят, что за базар принято отвечать. Как бы то ни было, теперь от него не отстанут. Ему будут звонить и предлагать услуги известного рода. Даже ночью. Нет, именно ночью. Когда он спит (или не спит) в одной постели с женой. Которой не купил сегодня подарка.

Через перекресток проехали одна за другой снегоуборочные машины. Зачем – если сугробы растаяли?

Один выход – заказ отменить. Сейчас же. Пока ему не позвонили оттуда.

Не ждать оттуда звонка.

И он позвонил – отменить.

– Опять я, – сказал Лев Лаврентьевич.

– И где ж мы гуляем?

– К сожалению, обстоятельства изменились. Я не смогу.

– Что значит «я не смогу»? Где-то бродите рядом, и вдруг «не смогу»?! Что за дела. Приходите, не пожалеете. Нам никто не помешает. Я жду. Давайте, давайте.

– Вы действительно избавляете от депрессии? – спросил Лев Лаврентьевич, потому что ему действительно было интересно услышать ответ.

– И от комплекса вины. И от дискомфортных переживаний.

– Получается?

– Еще как!

– Позвольте сознаться: не верю. Никому не верю, а вам особенно.

– Миленький, да ведь это ж надо на себе испытать, прочувствовать, а уж потом – верю, не верю. Я высшей квалификации терапевт. Я работаю с гарантией как никак.

– Но без интима, – попытался поддеть ее Лев Лаврентьевич.

– Только не говори, что тебе нужен интим. Солнышко, тебе общение надо, а не интим. Я ведь знаю, с кем дело имею.

– А в чем гарантия, интересно? (И действительно: в чем, интересно, гарантия?)

– Месячная отсрочка от суицида после одного сеанса.

Звучало весомо.

– Блин, – оценил гарантию Лев Лаврентьевич. И услышал:

– Ну ладно по телефону трепаться. Адрес напоминаю.

Напомнила.

А почему бы и нет? Даже интересно с ней пообщаться. Все новые впечатления…

… Дверь открыл шкаф – широкоплечий, широкоскулый, и глаза у него были расставлены тоже предельно широко. Бритым наголо был.

Смерив взглядом Льва Лаврентьевича, он громко сказал: «Твой!» – и удалился на кухню.

Из комнаты вышла – Лев Лаврентьевич сразу узнал в ней «одетую» – полная женщина лет тридцати пяти-сорока, губы накрашены, стрижка каре; «одетая» была одета в спортивный костюм сочно-синего цвета и походила на ветеранку большого спорта – всего более на бывшую штангистку в среднем весе.

– Ну-с, в чем же наши проблемы?

– В смысле? – спросил Лев Лаврентьевич.

– Угрызение совести? Ощущение невыполненного долга? Нравственные страдания из-за собственного несовершенства? Нет? Пальто, будьте любезны, сюда. У вас что, вешалка оторвалась? Почему не пришито? Жена есть?

– В общем, да, – пробормотал Лев Лаврентьевич, повесив пальто на петельку для верхней пуговицы.

Интервью продолжалось:

– Я хочу знать причины депрессии. Что не устраивает?

– Меня все устраивает… но как-то все не так… неправильно как-то…

– Чувство вины?

– Да нет никакого чувства вины… Ни перед кем я не виноват…

– Ну конечно. Претензий к миру у нас больше, чем к себе. Во всем у нас человечество виновато.

– В целом у меня к человечеству нет особых претензий, разве что к отдельным его представителям есть, и большие… Но с другой стороны, согласитесь, в каком-то смысле человечество наше… увы, увы…

– Человечество – увы, а вы – ура.

– Да как раз не ура. Было бы ура, я бы с вами не разговаривал.

– Что пили?

– Водки… немного.

– Три тысячи, – сказала «одетая».

Он знал, что дорого будет. Отступать поздно. Достал деньги, она спрятала ассигнации в карман спортивных штанов.

– Будешь называть меня госпожой.

«Резковата», – подумал Лев Лаврентьевич.

Он хотел еще немного пофилософствовать на тему изъянов человечества, но госпожа спросила:

– Чашечку кофе?

– Да, чашечку кофе, если можно.

– А кто сказал, что можно? Я спросила, хочешь или не хочешь, а можно или нельзя, это не тебе решать, понял, урод? Что глаза вылупил? Руки по швам! Шагом марш в комнату!

Ноги сами развернули Льва Лаврентьевича, как ему было приказано, и повели в комнату едва ли не строевым шагом. При этом Лев Лаврентьевич наклонил голову, словно боялся удариться об косяк. Или получить по затылку.