— Молодой человек, не наглейте. Хватит уже разглядывать бумаги так, как будто вы что-то в них понимаете. Вам всё объяснят, — с легкой, точно выверенной усмешкой бросает мне начальник этого… балагана. Нет, не балагана, конечно же, а весьма и весьма известного… как бы это сказать? Не знаю, как эта ересь называется. В общем, есть Юлька, а вот этот десяток сидящих напротив меня людей, делающих вид, что они что-то значат — начальники по обеспечению всего необходимого, чтобы Юлька блистала на сцене. От брони зала до объявлений, свет, музыка-х*юзыка, прочая театральная хрень, в которой разбираться я не собираюсь. Не то чтобы я не уважал команды поддержки вообще, просто вот эта, имеющая, как оказалось, очень большие планы на мое время… оборзела.

Толстый сценарий, шелестя страницами, улетает в нараспашку открытое окно, заставляя пару человек помоложе испуганно дёрнуться.

— Кто-то явно забыл спросить, буду ли я принимать участие в этом дерьме, — спокойно доношу я до публики, возглавляемой несравненным Аркадием Евгеньевичем Корно, директором этого кордебалета.

— Будете, молодой человек, еще как будете, — неторопливо и уверенно кивает директор, не моргнувший и глазом на моё движение, — Даже не сомневайтесь.

Я могу достать из внутреннего кармана козырь, который мгновенно сотрет эту невозмутимость, но вместо этого достаю сигареты. Закуриваю, не обращая внимание на возмущенное кхвотанье пары баб и еще одну фразу от несравненного «я вам, кажется, не разрешал курить!». Делаю пару затяжек, а потом начинаю говорить. С толком, с чувством, с расстановкой.

— Первое, что вы должны знать, товарищи. Я и товарищ Окалина — неосапианты. Это вам известно, но неизвестно другое. Как бы не прошли дела, что бы не случилось с самим турне, с вами или с нами, мы с Юлей в любом случае потом окажемся по адресу: город Стакомск, Пятый район, улица Коморская 14/г. Вижу, вы не совсем понимаете, да? Уточню — чтобы мы не делали, чтобы мы не говорили, как бы себя не вели, какие бы последствия это не вызвало… мы все равно окажемся там. Это ясно? Хорошо. Второе — вы разработали какой-то сценарий, в котором моя личная жизнь, личная жизнь Виктора Изотова, должна быть выставлена на публику. Этого не будет. Я и моя команда согласны выделить минут по десять…

— Да это бред какой-то! — взвизгнула, вскакивая, та самая суетливая Леночка, — Что вы его слушаете, Аркадий Евгеньевич! Это же просто хам!

— Действительно, — тот, как будто очнулся от моего тона, — Молодой человек, освободите помещение! Немедленно!

О, молодец какой. Почти рыкнул!

Улыбнувшись, я встал и отправился к двери. Леночка очень вовремя мне крикнула в спину «И шпану свою забери!». Очень вовремя. Просто в идеальный момент.

— Товарищи, идемте, — попросил я своих, а потом, вроде как вспомнив, обернулся к невинно болтающейся у окна Палатенцу, — Юля, я же твой будущий муж, да?

— Ну конечно, милый! — та расцвела в улыбке.

— Тогда я тебе запрещаю разговаривать с кем-либо кроме мамы, меня, моей команды и наших, стакомовских, — в полной тишине уронил я, — Ненадолго, лет на двадцать пять. Всё, товарищи, всего хорошего!

До выступления в Никольском, то есть, буквально, начало турне, было около трёх суток. Уйма времени. Для меня.

Хочу объясниться, уважаемая публика, несмотря на ваше вопиющее несуществование. Вы, кстати, с этим ничего делать не собираетесь? Ай, ладно, сейчас нужно сосредоточиться на другом. Так вот, объясниться. Я не считаю себя самым умным, самым сильным, самым красивым и так далее, тому подобное. Не считаю, что я лучше кого-либо, несмотря на свои характеристики неосапианта. Почему не считаю? Потому что мы не в сказке. Мои шансы получить пулю, луч, смертельное излучение, подорваться на гранате… короче — кончиться!…эти шансы куда выше, чем у остальных. Сечете? То есть, мертвый я точно хуже живых их. Да любой мертвый хуже, потому что от него осталось лишь мясо, которое закопают в землю. Следовательно, как оценивать кого-либо? Уж точно не с позиции, где «моя сильнее!». Хер там плавал и нырял.

Но.

…когда девушка половину ночи тратит на не вас с ней, а на рассказы, как оказывается эти гаврики её достали, и как они себя ведут (и вели!) по отношению к ней — в тебе поневоле просыпается ярость и желание раздать долги с процентами. К этому прибавляется еще кое-что — помните, что я говорил? Мол, не являюсь смелым, ловким и умелым?

Это правда. Дистиллированная чистая правда. Кроме того, у меня отсутствует опыт в тайных операциях, в тихих ликвидациях, в работе с гражданскими… да у меня нет практически никакого опыта! Если только море дурной силы и понимание, что задание надо выполнить. Не просто, а вместе с кучей людей, чьи возможности, способности и энтузиазм… просто-напросто не просчитываются. Понимаете?

Единственная эффективная линия поведения для меня — идти напролом, угрожать, запугивать. Пусть мягко, пусть ставя под угрозу всего лишь карьеру, репутацию и свободу, но только так. Именно поэтому я просто выжидал, пока у Аркадия как-его-тамовича начнут подпекать сроки.

— Я знала, что ты устроишь проблемы, Изотов… но не ожидала, что они доберутся и до меня, — хрипло проговорил в трубку уставший женский голос.

— Вижу цель — не вижу препятствий, товарищ майор, — объяснил я свою политику будущей теще.

— Ладно, твори что хочешь. Юлька вчера была вполне убедительной. Жаль я сразу не… поняла. Много времени потеряли. Только знай меру, Симулянт!

— И сам знаю… и другим внушу, — с этим обещанием я трубку и повесил.

Пока меня всего лишь пытались спровоцировать на драку и воззвать к совести. Первое организовал один из помощников оператора видеокамеры — молодой человек налетел на меня в коридоре с криком «За Юльку, сволочь!»… после чего с размаху впечатал кулак прямо в центр титановой маски. А что у меня в центре? Правильно, нос. Титановый. Хана руке, короче. Следом вечером, уже перед самым сном, в квартиру постучала дама лет сорока, которая минут через двадцать вполне адекватного диалога уныло ругнулась и свалила в неизвестном направлении. Руку на отсечение даю, тоже была психиатресса какая-нибудь. Видимо, вызывали проветрить мне мозги. Угу, после Кладышевой…

К счастью, временные рамки так сильно жали яйца нашему незабвенному Корно, что больше ничего он придумать не успел, вызвав меня на откровенный диалог. Присутствовали трое — я, он и очень молчаливая, но слегка светящаяся от злорадства Юлька. Выглядел директор уже не так лощёно, как раньше.

— Чего вы хотите, Изотов⁈ — буквально выплюнул человек, сверлящий меня взглядом.

— В первую очередь — разумного диалога, — отрезал я, усаживаясь напротив злобного Аркадия Какеготамовича, — Который должен был состояться изначально между вами и представителем спецслужб, находящимся на задании.

— Он бы состоялся, продемонстрируй вы мне приказ! — злобно выплюнул не думающий успокаиваться человек.

— Именно поэтому я вам ничего не продемонстрировал, — изъяв из-за пазухи сложенный листок, я помахал им в воздухе, — В этой писульке сказано, что ваша команда должна обеспечить мне взаимодействие на время выполнения задания, только и всего. Нам же с вами до этого момента нужно решить несколько вопросов более общего характера, и только потом мы перейдем к взаимодействию в рамках операции. Понимаете?

Взгляд мужика наполнился настолько чистой ненавистью, что я испугался, как бы моя экспатия не трахнула его в мозг несмотря на маску. Так на меня даже Коробок не смотрел в свое время.

— Я очень… внимательно… слушаю. Вас, — выдавил мой собеседник.

А у него еще есть порох в пороховницах. Ну да, у таких хорошо угнездившихся зубров связей много, за сутки-двое не переберешь. Впрочем, мне плевать.

— Отлично, — улыбнулся я, — Тогда приступим. Уверяю вас, ничего, выходящего за рамки порядочности и взаимоуважения я не предложу и не потребую. Первое — вы собирались без моего ведома придать мою личную жизнь публичному вниманию. Этого не будет. Сомневаюсь, что разрешение Юлии у вас тоже было. И… нет, ничего не говорите. Я видел листовки, видел программы. Это целиком и полностью ваша вина как руководителя, все репутационные и прочие потери будете нести, как и полагается, сами. Не мои проблемы.

Если бы взглядом можно было убивать…

— Второе, Аркадий Евгеньевич, формат турне меняется. Ни маршрут, ни сама программа, за исключением моего участия, ничего иного. Только формат. Оно становится последним турне Окалины Юлии Игоревны. Она уходит с большой сцены. Даже скажу больше — её уже ждут на новом рабочем месте. Со вчера.

Вот тут у товарища директора глаза полезли из орбит, а Юлька с радостным писком кинулась мне