не понимал, как и почему Синяговский умудрился пропустить ту первую пару лет нашей работы и тот, в частности, момент, когда началась массовая распродажа земель. Он был трудоголиком (свет в его кабинете горел до полуночи, а следующий рабочий день он начинал уже в пять утра) и имел страсть контролировать все на свете. Однако, то ли Янов продавал земли аккуратно, то ли Синяговский попросту нас «упустил», факт остается фактом.

В те, еще пока благодатные для меня времена, мне в голову пришла идея дополнительного – помимо продажи – строительства недвижимости. Дешевая земля, на которой я был намерен протянуть коммуникации, построить дороги… Когда я приезжал в эти поля впервые, они выглядели страшновато: ни одного дома, граница города, а за ней пустырь.

Мне повезло тогда: я познакомился с людьми Анатолия Перминова, главы федерального агентства «Роскосмос», и он заказал у меня постройку пяти домов на этом «диком» поле. Это был первый опыт подобного рода. Я нанял нормальных местных специалистов и построил коттеджи. Тогда я понял, что раз удался дебютный проект, значит, могу заниматься этим и дальше!

Заказал несколько проектов, красивых и современных. Небольшие домики на 20 квартир максимум (позже их стали называть «таунхаусы»), но это был продукт принципиально новый на рынке недвижимости Новороссийска: красивые участки, еще не застроенная территория, вид на море, виноградники и… скромные цены. Я продавал квартиры в таких домах по 30 000 рублей (по тогдашнему курсу это была тысяча долларов) за квадратный метр. Дешевизна была моим коньком. Например, наши конкуренты продавали в многоквартирниках квартиры по 60 000 рублей за квадрат. То есть в два раза дороже. И, кроме того, жить в многоквартирнике или в доме на 20 квартир – согласитесь, разница все-таки есть. И… мы начали строить.

Вот тут-то мэр Новороссийска (пишу об этом с горькой иронией) наконец заметил мой новый бизнес. Надо сказать, я и не прятался. Даже, пожалуй, открыто нарывался на неприятности – правда, не особенно это осознавая. Нарывался я, в частности, так же, как и в прошлый раз с телевидением: если тогда в числе претензий ко мне была поддержка Коростелева, то в этот раз деятельность в составе Гражданского собрания Новороссийска, одна эта тема также достойна отдельного разговора, который в этой главе еще состоится.

Заметив, что я зарабатываю деньги и на чем именно я их зарабатываю, Синяговский стал меня душить. Он посчитал, что я играю без его личных согласований и земли покупаю-продаю, и дороги строю (разумеется, «не так, как следует»), и много еще чего делаю из списка вещей, которые его не устраивали, – в частности, зарабатываю приличные деньги и ни с кем не делюсь.

На вопрос «Что же было не так с дорогами?» я до сих пор не знаю однозначного ответа. Полагаю, Синяговский попросту хотел контролировать все процессы в моем бизнесе. Считаю ли я, что в течение работы по строительству ИЖС не допустил ни одного нарушения? Увы, не считаю. Нарушения, конечно же, были: иногда не нарушать было нельзя. Я имею в виду, именно российский бизнес. В частности, нарушали мы вот в чем.

Существовала некоторая дырка в законе… Закон сам был несовершенен, и, строго говоря, в результате этого несовершенства по данной схеме строилось очень много домов в России. Дырку эту народ окрестил «дачная амнистия». Она позволяла узаконивать дома по упрощенной схеме. И, таким образом, ведя свой бизнес, мы как бы не касались администрации. План работы примерно такой: построить дом, затем сразу же пойти в Федеральную регистрационную службу, зарегистрировать право собственности, разделить потом через суд квартиры и раздать людям.

Схема эта, разумеется, мэру не нравилась. Он считал, что закон на его стороне, а я считал, что на моей. Если же детально разбираться, то окажется неправ сам законодатель, который сформулировал все именно так. Увидев в законе лазейку, ею воспользовались не только мы – очень многие.

Для соответствия букве закона де-юре нам нужно было просто строить здание не более 1500 кв. метров, и чтобы количество этажей в нем не превышало трех. Мы знали схемы и по ним делали все легально. Синяговского это взбесило. Масла в огонь я сам подлил опять же тем, что занялся политикой.

Эти «занятия политикой» заключались в том, что я создал Гражданское собрание города Новороссийска. Мы попросту собрали активную публику, которая не хотела плясать под дудку мэра, и на наших встречах обсуждали разные темы. Упомянутый Вадим Коростелев, с которым мы организовывали Новороссийский комитет по правам человека, и тут оказался при делах: он помогал мне советами по организации. Правда, комитет был в большей степени инициативой Коростелева, а Гражданское собрание скорее моей. Мы говорили о разном. Здравоохранение города, например, одна из первых тем. Проблемы экономики и образования, архитектура, строительство, в котором я уже прекрасно разбирался…

В качестве лирического отступления расскажу о Вадиме. Этот человек внес бесценный вклад в изменение судеб турок-месхетинцев. Очень многие из них благодаря ему смогли выехать и остаться жить в США. Вадим – создатель проекта о защите прав турок-месхетинцев и их праве на эмиграцию. Впервые после проекта о еврейской эмиграции 70-х, когда евреям разрешили переселяться в Америку, Вадим Коростелев фактически переселил еще одну нацию, и об этом мало кто знает. Турок-месхетинцев было порядка десяти тысяч человек, и губернатор Ткачев гнобил их в Краснодарском крае как только мог, а это на самом деле работящий народ. Аграрии, которые с четырех утра работали, выращивали овощи. Их детей избивали и не пускали в школы, им не выдавали паспорта, их дома сжигали – чего только ни делали. Существует видео, где Ткачев говорит, что турок никогда не будет на кубанской земле.

Сталин депортировал семьи турок-месхетинцев в Среднюю Азию с Кавказа, а вернулись они в Краснодарский и Ставропольский края, в Ростовскую область

И вот я создал общественную организацию, независимую от администрации, желая что-то в нашем городе изменить. Приходили обычно те, кто мыслил по-другому, не так, как путинская власть и ткачевско-синяговская иерархия. На набережной, на втором этаже здания, в котором находился наш офис, был конференц-зал. Мы встречались там. Он не нам принадлежал, но это было такое большое здание типа бизнес-центра, и конференц-зал можно было снять на время. На моих мероприятиях выступали люди, несогласные с властями и открыто выражавшие несогласие.

И однажды я увидел, что на одну из встреч пришел сотрудник городской администрации.

Из мэрии я к тому времени давно уже уволился, сделал я это сразу после сочинского форума, хотя Владимир Синяговский говорил мне: «Зачем тебе увольняться, оставайся». В принципе я был для него фигурой, ничего особо не значащей на тот момент – какой-то там парень, который сделал книжки и плакаты.

Но потом-то я, финансово взлетев, во-первых, не захотел давать им взятки, которых они желали, а во-вторых, я создал вот это «одиозное» гражданское собрание. Тогда на меня начался наезд.

Упомянутый сотрудник администрации с того момента, как я впервые увидел его у нас, стал приходить на собрания регулярно и внимательно все слушать. Через некоторое время мне позвонил замначальника УВД Новороссийска Василий Шкидюк и сказал: «Юра, тебе не нужно всего этого делать, разгоняй эти свои мероприятия, ты должен делать все только с согласия администрации, иначе потеряешь бизнес». Это был первый звонок.

«Разогнать» Гражданское собрание означало сдаться: на тот момент в нем было уже порядка ста человек. Например, темой разговора выбирали архитектуру, и я выступал как застройщик вместе с независимыми архитекторами, возмущенными коррупцией в мэрии. Обсуждали медицину: приходили врачи, которых поувольняли, потому что они тоже высказывались против мэра Новороссийска…

А кто такой был, собственно, Синяговский, этот «хозяин жизни»? Он вообще-то не жил ранее в Новороссийске. Жил в Славянске-на-Кубани, Ахеджак его привез, поставил, и вот его как бы выбрали (а на самом деле назначили) так же, как в свое время поставили Пахомова в Сочи. Тот тоже в Сочи не родился, в отличие от Немцова, который претендовал на пост мэра этого города