Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Основной работой Колониста были беседы с иностранными специалистами, соблазнение работниц посольств и балерин Большого театра, ну и прочая необходимая в разведке деятельность. Ему даже удалось побывать двойным агентом — дал себя завербовать резиденту немецкой разведки Карлу. Естественно, по заданию советской контрразведки.
Ну а чтобы на все это были деньги, будущий отважный разведчик поселился в Столешниковом переулке и занялся обычной спекуляцией: скупал и перепродавал часы, фотоаппараты, драгоценности и так далее. Удивительно, что уроженец Зырянки и лесозаготовитель из Коми прекрасно разбирался в марках швейцарских часов и пробах золота, и когда успел? Но талантливый человек талантлив во всем, это мы уже выяснили. Никеша Кузнецов — теперь уже Рудольф Шмидт, инженер авиазавода № 22 — оказался еще и талантливым спекулянтом.
Чтобы оправдать не слишком благовидную деятельность авиаинженера, рассказывается история как ему удалось завербовать советника миссии Словакии Гейзу — Ладислава Крно, который частенько продавал на толкучке в Столешниковом переулке внушительные партии иностранных часов. Как пишет Каета, Крно выдал себя за немецкого дипломата и попросил называть его Иваном Андреевичем — привет Н.В. Гоголю: «Шпрехен зи дейч, Иван Андрейч?» Штучка для знатоков, наверняка книгочей Кузнецов это оценил.
Если Каета утверждает, что Шмидт просто дал себя завербовать «Ивану Андреевичу», то Гладков излагает гораздо более живописную версию, опираясь на рассказ генерал-лейтенанта В. Рясного, в то время начальника отделения в 3 отделе ГУГБ НКВД СССР (контрразведка).
Иван Андреевич сам напросился на визит к Шмидту домой для заключения первой сделки. Правда, предпринял определенные меры предосторожности: по его просьбе они встретились в Староконюшенном переулке в районе Арбата, а во дворе дома Шмидта его подстраховывала жена: если он не выйдет в назначенное время, значит, попал в ловушку НКВД. И все же попал. Однажды «авиационный инженер Шмидт» заявил, что не сможет прийти «за товаром», так как при испытаниях повредил ногу, но у него есть оптовый покупатель, поэтому он предлагает дипломату привезти часы ему домой.
Джона Ле Карре читали? Вот по примерной схеме его шпионских романов все и развивалось. Наверное, Василий Степанович Рясной эти романы тоже читал. Кузнецов встретил словацкого дипломата, прыгая на костылях, и Крно ни в чем не усомнился. Пусть Гладков сам перескажет историю, которую поведал генерал-контрразведчик.
Дипломат снял пиджак, под ним обнаружился широкий полотняный пояс со множеством кармашков на молниях. В каждом лежало по паре мужских или дамских часов «мозер», «лонжин», «докса», других известных фирм, некоторые в золотых и серебряных корпусах. В тот момент, когда Крно положил на стол тяжелый пояс, раздался звонок в дверь. Кузнецов проковылял на костылях в прихожую, отворил. Вошел Рясной с двумя оперативниками.
— Вам чего? — спросил Николай.
— Мы из домоуправления, в квартире под вами протечка потолка. Надо проверить ванную и кухню.
Трое вошли в прихожую, в раскрытую дверь комнаты увидели незнакомого человека без пиджака и какой-то странный предмет, вроде дамского корсажа на столе перед ним.
— А вы кто такой? — спросил Рясной.
Крно, побагровев, пробормотал что-то невнятное.
— Предъявите ваши документы.
— Но почему? — запротестовал Кузнецов. — Ваше дело протечка, вот и ищите ее.
— Никакой протечки нет, это предлог. Я начальник уголовного розыска района Семенов. К нам поступил сигнал, что в доме скрывается опасный преступник. Мы проверяем все квартиры подряд. Так что попрошу вашего гостя предъявить документы.
Крно растерялся. Меж тем один из оперативников уже расстегивал кармашки пояса и, словно знаменитый фокусник Эмиль Кио, извлекал из них одну пару часов за другой.
…
— Я дипломат, — заявил Крно и трясущимися руками протянул Рясному свою аккредитационную карточку.
— В таком случае, — заявил псевдо-Семенов, бросив взгляд на груду часов, — я должен сообщить о вашем задержании в наркомат иностранных дел.
Он поднял трубку и стал наугад вращать диск. Крно схватил его за руку.
— Не надо!
…
Заикаясь, весь вспотев, Крно стал умолять:
— Пожалуйста, не надо никуда звонить. — Указал пальцем на «патронташи» с часами. — Здесь целое состояние, забирайте хоть все.
По знаку Рясного оперативники вышли, но один из них перед этим вынул из-под плаща фотоаппарат ФЭД и сделал несколько снимков. Уже все поняв, Крно окончательно сник.
— Часики нам не нужны, — ответил Рясной. — Но договориться можно.
Крно молча кивнул головой, он был на все согласен. Вербовка состоялась. О сотрудничестве, его условиях, формах связи договорились быстро.
Видите, как легко и просто контрразведка вербует дипломатов? Никакого напряжения, немножко пригрозить — и все в порядке, мышеловка захлопнулась. У меня, правда, есть некоторые сомнения в том, что в словацкой миссии держали полных идиотов, которые не могли устроить скандал, объявив эти детсадовские игры провокацией, но мы же условились на данном этапе всему верить, правда же?
Особенно умиляет вынутый из под плаща фотоаппарат ФЭД. Даже марка аппарата известна, хотя чем же еще могли снимать незадачливого спекулянта от дипломатии, если не фотоаппаратом с аббревиатурой «Феликс Эдмундович Дзержинский».
Кузнецов и Крно, оперативная съемка НКВД, явно не из под плаща.
Правда, С. Кузнецов уверяет, что квартира была заранее напичкана фотоаппаратурой, даже приводит интересную деталь: техника для прослушивания и фотокамера были вмонтированы в мебельный шкаф. Но мы не будем придираться к мелочам. Отметим только разгул фантазии биографов и успокоимся на этом.
Так или иначе, через три дня Крно принес посольские шифры. Так он был напуган разоблачением спекуляции с часами, желанием немножко подзаработать. Если учесть, что за часы он мог быть максимум выслан из СССР и больше не работать дипломатом (что не факт вообще), а за шпионаж ему грозила виселица, то рассказ этот вызывает массу вопросов. А ведь кроме шифров Иван Андреич предоставил советской контрразведке сведения, которыми с ним делились в германском посольстве: ход военных действий в Югославии весной 1941 года, данные о подходе воинских частей вермахта к границам СССР, пересказывал свои беседы с германским послом Шуленбургом, в общем,