эскизы к новому проекту Дворца – «сооружения совершенно новой конструктивной материало-формы»[102]. Завершая письмо, Татлин рекомендовал товарищу Енукидзе ознакомиться с биографическим очерком о нем в 8-м томе Малой советской энциклопедии. Письмо Татлина, пройдя по инстанциям, попало к Василию Михайлову, который незадолго до того был назначен начальником строительства Дворца Советов, но Михайлов так и не ответил на предложение Татлина[103].

В 1932 году по результатам открытого конкурса было вручено довольно много премий, однако выбор трех проектов-финалистов, поделивших между собой первую премию, явно говорил о том, что члены жюри отдавали предпочтение классическим формам. Иван Жолтовский получил премию за проект, навеянный откровенно ренессансными мотивами. Второй главный призер, проект Бориса Иофана, уже содержал все монументальные элементы, которые войдут в более поздний вариант его проекта дворца, но имел деконструированные и более итальянизированные формы. Жолтовский и Иофан были чрезвычайно авторитетными советскими архитекторами. Третьим финалистом открытого конкурса, удостоенным первой премии, стал родившийся в Британии 27-летний американский архитектор Гектор Гамильтон из Ист-Оринджа, штат Нью-Джерси. Конкурсный проект Гамильтона, за который ему присудили награду в размере 6 тысяч долларов (или 12 тысяч рублей), изображал низкое и длинное симметричное здание, облицованное черным и белым гранитом (илл. 2.3).

Илл. 2.3. Гектор Гамильтон, проект Дворца Советов, поданный на открытый конкурс. 1932 г. Собрание ГНИМА им. А. В. Щусева

Американскому журналу Architectural Forum сообщили об успехе Гамильтона заранее, чтобы коллеги успели подготовить специальное приложение к мартовскому выпуску. Как отмечали в этом приложении, Гамильтон получил лишь среднее образование и проучился два года в колледже Купер-Юнион в Нью-Йорке, однако он «отнюдь не был таким новичком в профессии, каким его представляют в газетах»[104]. Проект Гамильтона отвечал параметрам, указанным в техническом задании правительства СССР, где говорилось, что «Дворец Советов должен быть монументальным сооружением с выдающимися архитектурными особенностями и гармонично вписываться в общий архитектурный план Москвы»[105]. Следуя этим принципам, Гамильтон, никогда не бывавший в Москве, по его собственным словам, попытался «отказаться от любых стилистических приемов и черт, которые ошибочно называют „модернистскими“». Еще он говорил: «Я понимал, что России не нужны ни рельефные гирлянды, ни фризы, а нужно вразумительное, прямолинейное выражение целесообразности»[106].

Похоже, Гамильтон не совсем понял, что означало присуждение премии на открытом этапе конкурса (во втором туре из четырех) в 1932 году. Узнав о своей победе, архитектор вступил в переговоры с советской стороной через Амторг – американское акционерное общество, находившееся в Нью-Йорке и служившее посредником в торговых сделках между СССР и США. Гамильтон почему-то решил, что ему немедленно предстоит работать в Москве над строительством нового здания, и запросил, чтобы советское правительство оплатило ему дорожные расходы (в Москву и обратно), проживание в гостинице на время пребывания, а также выдало тысячу рублей дополнительно в качестве подъемных[107]. На запрос Гамильтона быстро пришел ответ – телеграмма из Москвы. Василий Михайлов, начальник строительства Дворца Советов, счел условия, поставленные Гамильтоном, неприемлемыми и велел Амторгу немедленно прекратить всякие переговоры с ним. Однако сотрудники Амторга не послушались его. Находясь в Нью-Йорке, агенты Амторга были гораздо лучше знакомы с Америкой и американцами и потому решили попросить Михайлова от имени Гамильтона выделить ему более скромную сумму на жизнь – 500 рублей. Опасаясь скандала, Амторг настоятельно рекомендовал Москве согласиться на условия Гамильтона, «так как приглашение Гамильтона в СССР широко оглашено в американской прессе»[108]. В конечном итоге все эти переговоры не имели никакого значения, потому что Гамильтон уже выехал в Москву. В середине апреля 1932 года New York Times сообщала в своей рубрике «Деловые возможности»:

Мистер Гамильтон удостоился прощального приема в Американо-русском институте… и в пятницу выехал в Россию, где ему предстоит в качестве главного архитектора воплотить свой проект гигантского сооружения. По словам мистера Гамильтона, в работе ему будут помогать два русских архитектора – И. В. Жолтовский и Б. М. Иофан, которые тоже получили первые премии в размере 6 тысяч долларов. В окончательный проект они включат некоторые элементы из других конкурсных работ, однако последнее слово останется за молодым американским архитектором[109].

Изложенная в New York Times версия событий, связанных с Гектором Гамильтоном и Дворцом Советов, очень удивила бы советских бюрократов в Москве.

Непонятно, почему Гамильтон решил, что ему предстоит возглавить команду, в которую войдут маститые советские зодчие. Как победитель второго тура конкурса на проект Дворца Советов Гамильтон действительно удостоился чести пройти в третий, закрытый, отборочный тур конкурса, назначенный на лето 1932 года[110]. Однако Гамильтон был непреклонен: он был твердо уверен, что будет главным архитектором Дворца Советов. Как он рассказывал представителям американской прессы перед отъездом в Москву, главное изменение, которое будет внесено в его первоначальный проект, – это добавление башни высотой 400 футов «наподобие американского небоскреба, современная доработка устремленных ввысь форм готической архитектуры»: там найдется «дополнительное место для различных учреждений»[111]. Такое представление о новом московском дворце действительно напоминало окончательный проект, который будет отобран в последнем туре, но, конечно же, Гамильтон никогда не был главным архитектором Дворца Советов и его слово никогда не было последним[112].

Собственно, на должность главного архитектора в 1931 году – еще до объявления конкурса, – был назначен советский зодчий Борис Иофан. Занимая эту поначалу просто административную должность, Иофан удостоился, как и Гамильтон, первой премии за поданный на открытый конкурс проект Дворца. А после того как Иофан затем принял участие в третьем и четвертом турах, его административная должность в итоге в точности совпала с его реальным положением главного архитектора, которому предстояло воплотить победивший проект Дворца Советов.

Управление строительством Дворца Советов

Начиная с самых ранних этапов Дворец Советов был под особым покровительством высокопоставленных руководителей Советского государства и коммунистической партии, и в конце 1930-х, когда дело дошло до строительства, некоторых из них смела волна Большого террора. В 1928 году при Президиуме Центрального исполнительного комитета (ЦИК) СССР был создан специальный Совет строительства Дворца Советов. В состав этого Совета, возглавленного Вячеславом Молотовым, вошли в основном старые большевики, в том числе Лазарь Каганович, Климент Ворошилов, Константин Уханов и Авель Енукидзе. В принятии решений, касавшихся Дворца Советов, принимал участие и лично Сталин. В августе 1932 году он написал Кагановичу, Ворошилову и Молотову письмо, где выражал недовольство проектом, предложенным Жолтовским: Сталину показалось, что он «смахивает на „Ноев ковчег“»[113]. Не понравилась ему и