Поглаживая цепочку, Фафхрд заметил Мышелову:

– Очень странно, что матросы с самого начала были на моей стороне.

Улыбающийся Мышелов под шумок объяснил:

– Я раздал им деньги, чтобы они бились об заклад с солдатами, что ты победишь. К тому же я кое о чем намекнул офицерам с других зерновозов и тоже одолжил им денег – чем больше у бойца болельщиков, тем лучше. Кроме того, я пустил слух, будто Белые Тени – это звери, натренированные для борьбы с обычными крысами, последнее изобретение Глипкерио для обеспечения безопасности зерновозов, и матросы с радостью проглотили эту чушь.

– Это ты крикнул, что я победитель? – осведомился Фафхрд.

Мышелов усмехнулся:

– Пристрастный судья? В цивилизованном поединке? Ты что! Я, конечно, был готов это сделать, но обошлось и без меня.

В этот миг Фафхрд почувствовал, что кто-то тихонько тянет его за штанину, и, посмотрев вниз, увидел, что черный котенок смело пробрался сквозь лес ног и теперь решительно карабкается вверх. Тронутый еще одной данью уважения со стороны животного мира, Фафхрд, когда котенок добрался до его ремня, ласково прогудел:

– Решил помириться, а, чернушка?

В ответ на это котенок вспрыгнул ему на грудь, вонзил коготки в голое плечо Фафхрда и, сверкая очами, словно черный палач, до крови расцарапал ему челюсть, после чего, пробежав по головам изумленных матросов, прыгнул на грот и быстро полез вверх по надувшейся коричневой парусине. Кто-то швырнул в маленькое черное пятнышко кафель-нагелем, однако не попал, и котенок благополучно достиг тола мачты.

– Дьявол бы разодрал всех этих котов! – сердито закричал Северянин, смачивая слюной разодранный подбородок. – Отныне мои любимые животные – это крысы.

– Мудрые речи приятно и слушать, – стоя в кружке восхищенных матросов, весело воскликнула Хисвет и добавила: – Я имею удовольствие пригласить вас и вашего собрата по оружию на ужин, который состоится у меня в каюте через час после заката. Таким образом мы в точности выполним суровый наказ Слинура относительно того, чтобы я и Белые Тени находились под вашим неусыпным наблюдением.

Хисвет сыграла на своем серебряном флажолете короткий сигнал и в сопровождении девяти крыс скрылась в каюте. Две сражавшиеся на жезлах крысы в красных одеждах тут же бросили поединок, не определив победителя, и поспешили с палубы за хозяйкой сквозь толпу, которая в восхищении расступалась перед ними.

Быстро шагавший куда-то Слинур остановился и стал наблюдать. Шкипер «Каракатицы» был поставлен в тупик. За какие-то полчаса белые крысы превратились из жутких чудищ с ядовитыми зубами, угрожавших всему каравану, в популярных, смышленых и безвредных зверьков-клоунов, которых матросы «Каракатицы», похоже, считали теперь живыми талисманами. Слинур напряженно, но пока безуспешно пытался разобраться, как это случилось и почему.

Льюкин, все еще очень бледный, проследовал за последним из раздосадованных солдат (в их кошелях заметно поубавилось серебряных смердуков, из-за того что их уговорили держать пари на невыгодных условиях) в длинную шлюпку «Акулы», пройдя мимо Слинура как раз в тот момент, когда шкипер собрался с ним посоветоваться.

Слинур выпустил накопившееся раздражение, грубо велев матросам прекратить бесцельное шатание по палубе, и те охотно послушались его и разошлись по местам с дурацкими и счастливыми улыбками на губах. Проходившие мимо Мышелова подмигивали ему и как бы невзначай притрагивались к пряди волос, спускавшейся на лоб [в знак того, что им удалось воспользоваться случаем, – в некоторых странах время изображают в виде лысого старца с единственной прядью волос на лбу]. «Каракатица» продолжала бодро бежать на север в половине полета стрелы от «Тунца», но теперь она рассекала воду немного быстрее: западный ветер усилился и на бизань-мачте поставили парус. Весь караван настолько прибавил ходу, что шлюпка с «Акулы» никак не могла нагнать галеру, хотя Льюкин понукал гребцов не переставая, и в конце концов со шлюпки просигналили «Акуле», чтобы та подождала ее. Маневр дался галере нелегко, поскольку волнение разыгралось, и только к закату, идя на веслах и парусах, галера заняла свое место во главе каравана.

– Сегодня ночью Льюкин не станет слишком спешить на помощь «Каракатице», да и вряд ли сможет, – сказал Фафхрд Мышелову, когда они расположились у правого борта, ближе к грот-мачте. Открытой ссоры между ними и Слинуром не произошло, однако друзья предпочли оставить шкипера на юте, где он, стоя подле рулевых, секретничал о чем-то со своими тремя офицерами, которые потеряли деньги, доставив на Льюкина, и теперь были всецело на стороне шкипера.

– Неужто ты думаешь, что сегодня ночью нам будет грозить эта опасность? – с тихим смешком отозвался Мышелов. – Мы ведь давно миновали Крысиные скалы.

Фафхрд пожал плечами и, нахмурясь, проговорил:

– Быть может, мы зашли чуть дальше, чем следовало бы, поддерживая крыс.

– Возможно, – не стал возражать Мышелов. – Но ведь ради их очаровательной хозяйки можно слегка и прилгнуть, и даже более того, – а, Фафхрд?

– Она отважная и милая девушка, – осторожно ответил Северянин.

– И ее служанка тоже, – подхватил Мышелов. – Я видел, с каким восхищением смотрела на тебя Фрикс из дверей каюты, когда ты одержал победу. Роскошная девчонка. Некоторые мужчины в данном случае отдали бы предпочтение служанке – разве нет, Фафхрд?

Не глядя на Мышелова, Северянин отрицательно покачал головой.

Мышелов смотрел на Фафхрда и раздумывал, стоит ли сделать Северянину предложение, созревшее у него в мозгу. Он не был вполне уверен в искренности чувств, которые испытывал Северянин к Хисвет. Он знал, что его друг по натуре достаточно сластолюбив и сокрушался накануне о том, что они не успели пофлиртовать в Ланкмаре. Однако он знал и о романтической черточке в характере Фафхрда, которая порой была тоньше самой тонкой нити, а порой вырастала в шелковую ленту в лигу шириной, о которую могла запнуться и тем самым погубить себя целая армия.

На юте Слинур совещался с коком относительно (так решил Мышелов) ужина Хисвет (а значит, и его, и Фафхрда тоже). Мысль о том, что Слинуру приходится забивать себе голову развлечениями трех людей, оставивших его с носом, заставила Мышелова ухмыльнуться и подстрекнула решиться на сомнительный шаг, о котором он только что раздумывал.

– Фафхрд, – прошептал он, – давай сыграем в кости на то, кто из нас будет добиваться благосклонности Хисвет.

– Да ведь Хисвет еще совсем девочка…. – с упреком в голосе начал было Фафхрд, но тут же осекся и в задумчивости закрыл глаза. Когда он их открыл, в них светилась добродушная улыбка. – Нет, – мягко сказал он, – я действительно считаю Хисвет настолько своенравной и причудливой, что от любого из нас потребуется немало усилий и хитрости, чтобы убедить ее в чем-либо. Да и кто знает, в конце концов? Играть в кости на благосклонность такой девушки – это все равно что держать пари на то, когда расцветет ланкмарская ночная лилия и в какую сторону будет повернут ее цветок, на север или на юг.