Хелена закрыла лицо руками. Послышались всхлипы. Пальцы у нее были длинными и тонкими, почти как у Моник, — та любила растопырить их, говоря, что они похожи на паука.

Я задал Хелене еще несколько вопросов, и ответила она честно и прямо.

После того последнего свидания в крепости она не виделась ни с Францем, ни с тем, кто выдавал себя за него. Она подтвердила, что на следующее утро после свидания с Джулианом она отправила на номер Франца сообщение, написав, что надеется на скорую встречу, но ответа не дождалась. Лишь вечером Хелена получила от Франца короткое загадочное сообщение: «Я убил Джулиана», на которое ответила смайликом. Последнее сообщение отправила она, поэтому больше, разумеется, ничего не писала.

Я кивнул, слегка удивившись, что правила игры, существовавшие во времена моей молодости, по-прежнему действуют, и пришел к выводу, что, судя по ее манере отвечать и рассказывать, скрывать Хелене нечего. Или, точнее говоря, она ничего не скрывает. Она, подобно многим влюбленным, ничего не стыдилась, потому что влюбленным свойственно полагать, будто любовь превыше всего. Влюбленность — это и впрямь самый сладостный психоз, но в ее случае он превратился в самую ужасную пытку. Хелену лишь поманили любовью и тут же отняли ее.

Я дал ей мой номер телефона, и она пообещала позвонить, если вспомнит что-нибудь существенное или если кто-то из братьев попытается с ней связаться. Когда я сказал это, подарив надежду на то, что Джулиан, возможно, еще жив, лицо ее просияло, но, уходя, я заметил, что она снова плачет.

* * *

— Алло, это Виктория, — запыхавшись, ответили в трубке. Как будто девушка только спустилась со скалы и подбежала к рюкзаку, где лежал телефон.

— Добрый день, это полиция, Никос Балли, старший инспектор. — Я слегка повернул руль и объехал стадо коз, разлегшихся прямо на дороге, ведущей из Эмпорио. — Мы с вами разговаривали — вы звонили Джулиану Шмиду. Я хотел бы задать вам несколько вопросов.

— Я прямо сейчас, к сожалению, на скалах. Вы сможете подождать до…

— На каких скалах?

— Этот утес называется Одиссей.

— Если можно, я подъеду.

Она объяснила, как добраться: по пути между Аргинонтой и Массури надо съехать налево, а потом по серпантину. Припарковаться нужно в конце грунтовой дороги, там, где стоят мопеды альпинистов. Потом подняться по тропинке или просто следовать за другими альпинистами наверх, минут восемь-десять до подножия утеса. Ее с напарником я найду на широком выступе метрах в пяти-шести над землей. Туда меня приведут скальные ступеньки.

Спустя двадцать минут я стоял на тропинке, идущей наверх, на лысоватую скалу, где из растительности наблюдались лишь редкие кустики тимьяна. Я вытер пот и, запрокинув голову, окинул взглядом широкий и высокий — метров сорок-пятьдесят в высоту — известняковый утес, стеной наискось разрезающий холм. У подножия утеса я насчитал не меньше двадцати веревок между страхующими внизу и скалолазами наверху. Это спортивное скалолазание, и, описывая коротко, заключается оно в следующем: один из пары прикрепляет конец веревки к обвязке у себя на поясе и туда же цепляет карабины, которые понадобятся ему на маршруте, количество их доходит до дюжины. По всему маршруту в скалу вбиты металлические крючья. Добираясь до очередного крюка, скалолаз цепляет к нему карабин, а к карабину — веревку. У страхующего, второго в паре, на поясной обвязке имеется зажим для веревки. Веревка проходит через этот зажим примерно так же, как автомобильный ремень безопасности. По мере того как скалолаз поднимается выше, страхующий отпускает веревку — медленно, чтобы ее не заклинило, подобно тому как вы, сев в машину, аккуратно вытягиваете ремень безопасности. Если скалолаз вдруг сорвется, веревка дернется, и зажим, сработав, не даст веревке размотаться. Это в том случае, конечно, если страхующий этот зажим не откроет. То есть если скалолаз упадет, то лишь до последнего карабина, где закреплена веревка, а там вес страхующего и зажим предотвратят дальнейшее падение. Иначе говоря, этот наиболее распространенный вид спортивного альпинизма относительно безопасен, в отличие от фри-соло — альпинизма без веревки и иных форм страховки. Ожидаемая продолжительность жизни альпиниста фри-соло короче, чем жизнь героинового наркомана, — по-моему, отличное сравнение.

Однако же, глядя на скалолазов на утесе, я вздрогнул. Полагаться нельзя ни на что, и если что-то может пойти не так, рано или поздно так оно и случается. Некоторые думают, будто это дурацкая шутка вроде закона Мерфи, но они ошибаются. Это чистая математика и логика. Все допускаемое законами физики происходит — вопрос лишь в том, когда именно оно произойдет.

Подойдя к утесу, я отыскал глазами каменный выступ, где стояла женщина с веревкой, тянущейся до скалолаза метрах в десяти над женщиной. Цепляясь за скалу, я забрался на выступ.

— Виктория Хэссел? — запыхавшись, спросил я.

— Добро пожаловать, — ответила она, не сводя глаз с альпиниста.

— Спасибо, что согласились со мной поговорить. — Я ухватился покрепче за щель в скале и опасливо посмотрел вниз. Всего-то метров шесть, а под ложечкой засосало.

— Боитесь высоты? — спросила Виктория Хэссел, хотя, как мне показалось, на меня она даже не взглянула.

— А разве не все боятся?

— Некоторые сильнее.

Я посмотрел на скалолаза. Парнишка, похоже, был моложе ее. И, судя по тому, что ногами он почти не двигал, и по тому, как цепко Виктория Хэссел сжимала веревку, скорее ему можно было поучиться скалолазанию у партнерши, чем наоборот. Возраст Виктории Хэссел определить было сложно. Примерно от тридцати пяти до сорока пяти. И она казалась сильной, по крайней мере на вид. Почти тощая, долговязая, но с накачанной спиной под тесным спортивным топом. Жилистые руки, ладони и альпинистские брюки перепачканы известняком. Она с долей снисхождения взглянула на мой костюм и коричневые кожаные ботинки. Я знал, что ветер растрепал остатки моих волос и теперь они торчат в разные стороны. Ее же волосы были убраны под вязаную шапочку.

— Много тут альпинистов, — кивнул я на утес.

— Обычно больше, — сказала Виктория и перевела взгляд на напарника, — но сегодня ветер сильный, многие в кафе сидят. — И она мотнула головой в сторону покрытого барашками моря.

Отсюда было видно почти все. Шоссе, машины, центр Массури и люди там, внизу, словно черные муравьи. На лысом холме под нами, на тропинке, я разглядел поднимающихся к утесу скалолазов.

— Вы, может, не поверите, — сказала Виктория, — но в такой ветер веревки задувает наверх, прямо на гору, и иногда они зацепляются там так, что не отцепишь.

— Почему же, охотно верю.

— Вот и хорошо, — ответила она. — Так чем могу помочь, господин Балли?

— О, давайте дождемся, когда ваш напарник спустится.

— Да это простой маршрут, так что выкладывайте.

— Я где-то слышал, что, когда страхуешь, лучше не отвлекаться.