Теперь он с комфортом жил на острове Сент-Томас, в маленькой вилле на берегу Карибского моря. У него была новая яхта, далеко не такая большая и шикарная, как та, которую он бросил дрейфовать возле Тортолы, однако вполне удовлетворительная. Он успешно принял новую личность, которую создал для себя давным-давно, понимая, что она ему пригодится, когда настанет время бежать. Но деньги на старом счете скоро должны были иссякнуть. «Вода, кругом вода, ни капли для питья», – с горечью думал он.

На Сент-Томасе его знали как Джорджа Хокинса, отставного инженера, приехавшего сюда из Англии пятнадцать лет назад.

Каштановый парик, который он носил постоянно, изменил его внешность – как и темные очки и пластичный грим, который он умело накладывал, чтобы изменить форму носа.

Паспорт гражданина Великобритании давал ему возможность, если понадобится, сменить место жительства, причем немедленно.

Дешевый сотовый телефон – от такого не жалко и избавиться в случае чего – зазвонил в его кармане. Почти опасаясь ответить на вызов, мужчина все же нажал кнопку.

– Паркер, дорогой, – произнес женский голос; тон его был непререкаем. – Боюсь, мне скоро понадобятся еще деньги.

– Но я перевел лишний миллион долларов на твой счет три месяца назад, – запротестовал он. Как обычно, гнев сразу сменился страхом.

– Это было три месяца назад. Я заново отделываю свою квартиру, и мне немедленно нужно еще. Точную сумму я сообщу тебе, когда узна́ю ее от декоратора.

Она шантажировала его все два года. Он никак не мог отказать ей.

– Я перешлю тебе деньги, – холодно произнес он.

– Я знала, что ты это сделаешь, и хочу, чтобы ты знал: я держу язык за зубами. Пока, милый, я по тебе скучаю.

Он ничего не ответил. Вместо этого завершил звонок и долго сидел на веранде, глядя на Карибское море.

Был прекрасный солнечный день. Океан переливался синевой и зеленью.

Слабая рябь на воде отбрасывала блики на пляж возле виллы. Мужчине нравилось это место. Год за годом он тщательно выстраивал свою здешнюю личность. В частых поездках в Сент-Джон, отлучаясь под предлогом прогулок на яхте, он приезжал сюда. Он усердно культивировал британский акцент, и теперь это стало второй натурой. Друзья, которых он с умом выбрал за эти годы, были полностью убеждены, что он – тот, за кого себя выдает: застенчивый человек, вдовец, любящий парусный спорт. Он говорил им, что работает инженером в Англии. Все прошло без малейшей задоринки, когда он перебрался сюда два года назад и объявил, что вышел на пенсию и теперь будет жить на Сент-Томасе постоянно.

Помимо этого он играл в гольф, причем на удивление неплохо. Он ходил только на общественные поля – закрытые частные клубы могли вынудить ближе сойтись с другими игроками. «Близкое знакомство чревато неуважением, а в моем случае, возможно, и подозрением», – думал он. Один из тех, с кем он познакомился на общественном поле для гольфа, чтобы играть вчетвером, самозваный любитель всего английского, очень хотел обсудить с ним, сколько у него коллег-инженеров в окрестностях Лондона. Больше Паркер не посещал это поле.

Она знала, что он здесь. Она думала, что у него есть доступ ко всей сумме. Она собиралась доить его вечно. Она любила выпить. Он сам видел, как она напивалась в стельку. Нечасто, но тем не менее у нее была такая привычка. Было в высшей степени вероятно, что во хмелю она может ненамеренно выдать его.

Он не мог позволить этому тянуться и дальше. Пока он живет здесь, ему грозит опасность с ее стороны. Он никогда не думал, что может замыслить убийство человека, но отчаянные времена требуют отчаянных мер, как он сурово себе напомнил.

Это был невероятный риск, но ему нужно было вернуться, забрать номер счета из музыкальной шкатулки и – для полной уверенности в своей безопасности – пустить в ход запасной план и уехать в Швейцарию.

Он не планировал сегодня выходить под парусом, но когда что-то тревожило его, ему хотелось оказаться на яхте, почувствовать себя единым с морем и небом. В конце концов, он заслужил это удовольствие.

Элинор Беккер была секретарем у Паркера Беннета все тринадцать лет существования Инвестиционного фонда Беннета.

До этого она работала в той же брокерской фирме, что и Паркер. Как-то раз он подошел к ней и сказал, что собирается создать собственную компанию и хочет, чтобы она перешла к нему. В ту пору Элинор было пятьдесят лет, детей у нее не было.

Принять решение было совсем несложно. Паркер был обаятельным мужчиной и всегда был вежлив с ней. А брокер, у которого она работала, отличался переменчивостью настроения: по утрам он был чрезвычайно мил со всеми, но когда в половине пятого колокол извещал о закрытии торгов, он становился совершенно иным человеком, особенно если дела шли не блестяще. Про себя она именовала его «Джекил и Хайд». По вечерам он все время стоял у нее над душой с требованиями: «Вы уже это сделали? Почему нет? Вы отследили этот курс? Вы вообще что-нибудь можете сделать правильно?»

Элинор все время хотела спросить у него, почему бы ему не приберечь свои вспышки дурного настроения для жены? Но, конечно, этот вопрос так и остался незаданным. Вторая жена брокера, на двадцать пять лет моложе его, не потерпела бы такого обращения.

Поэтому Элинор с величайшим удовольствием подала заявление об увольнении и ушла работать на Паркера. Жалованье на новом месте было куда лучше. На рождественскую премию Элинор смогла заново обставить гостиную своего скромного домика в Йонкерсе. Когда Фрэнк, ее муж, заболел диабетом, Паркер взял с нее обещание, что все счета за лечение, не покрываемые страховкой, она будет пересылать ему.

«Я никогда не была причастна к финансовым делам компании, верьте или нет», – думала она, оправдываясь. Два года, прошедших с исчезновения Паркера Беннета, были постоянным кошмаром. Элинор знала, что ФБР считает, будто она причастна к обману. Они целыми часами допрашивали ее. И на прошлой неделе она в течение нескольких часов давала показания перед большой коллегией присяжных. Федеральный прокурор уведомил миссис Беккер, что она стала объектом расследования большой коллегии, и пригласил ее дать показания, если она пожелает. Она несколько часов совещалась со своим адвокатом, Гровером Джонсоном, взвешивая все «за» и «против» такого выступления. Он предупредил Элинор, что не сможет во время допроса находиться вместе с ней в комнате заседания коллегии. Его также очень тревожило, что все сказанное ею может быть впоследствии использовано против нее, если ее решат предать суду.

Элинор спросила Гровера, каковы ее шансы на то, что дело обойдется без суда, если она не явится на заседание коллегии. Он честно ответил, что тогда ее дело почти наверняка передадут в суд. «Тогда, Гровер, мне действительно нечего терять. Я намереваюсь сказать правду, и, быть может, они поймут, что я невиновна. Я собираюсь дать показания».

Прокурор расспрашивал ее почти безостановочно. Сейчас она воскрешала в памяти его вопросы и свои ответы.