litbaza книги онлайнИсторическая прозаВладимир Набоков. Русские романы - Нора Букс

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18 ... 80
Перейти на страницу:

Тридцатые годы Набоковых в Берлине были отмечены борьбой с безденежьем. Мест и средств заработка становилось все меньше. Владимир стал выступать в частных домах на литературных вечерах. В феврале 1932 года он выступил с чтением главы из «Камеры обскура», своих стихов и нового рассказа «Музыка», в котором действие происходит на частном музыкальном концерте, где герой среди публики замечает свою бывшую жену. И за это короткое время, пока звучит музыка, он вновь переживает вспышку любви к ней и боль их разрыва. Когда концерт заканчивается, он замечает, что жена быстро направляется к выходу, прощается и уходит, и герой понимает, что «музыка, в начале казавшаяся тесной тюрьмой, в которой они оба, связанные звуками, должны были сидеть друг против друга на расстоянии трех-четырех саженей, – была в действительности невероятным счастьем, волшебной стеклянной выпуклостью, обогнувшей и заключившей его и ее, давшей ему возможность дышать с нею одним воздухом, – а теперь все разбилось, рассыпалось, – она уже исчезает за дверью…»[110]

В начале апреля 1932 года Набоков отправился в Прагу, повидать мать, брата и сестер. Он пробыл там более двух недель и по возвращении в Берлин в поезде начал писать рассказ «Хват». Герой его – циничный пошляк, этакий молодой расторопный коммивояжер, который своего не упустит. Действие начинается в поезде, где он знакомится с молодой женщиной и в беседе с ней выдает себя за разоренного революцией русского помещика. Девушка в свою очередь рассказывает попутчику свою шаблонную женскую историю, в которой герой, сам обманщик, легко распознает ложь. Постоянная смена точки зрения в рассказе, от рассказчика к герою, раскрывает внутренний мир последнего с разоблачающей яркостью. Мужчина высаживается вместе с женщиной и едет с ней на квартиру. Между ними все понятно без слов. Героиня берет у него деньги и уходит купить угощенье. В ее отсутствие приходит знакомый, чтобы сообщить, что у ее отца удар и он не доживет до утра. Женщина возвращается, и между ней и героем происходит близость, «но неудачно, неудобно и преждевременно»[111]. Герой раздражен и разочарован и считает приключение «расточительством». Он уходит под предлогом купить себе сигару и обещает купить пирожных для женщины, а она бережно раскладывает по тарелкам «розоватые ломти ростбифа, который ей не приходилось есть вот уже больше года»[112]. На самом деле мужчина возвращается на вокзал, подсчитывая в уме, сколько ему стоило это приключение. Уже сидя в поезде, он вспоминает о случившемся с отцом женщины, но считает, что «избавил ее от тяжелых минут у смертного одра»[113].

Содержание рассказа, замкнутое в короткую паузу дорожной остановки, остается в памяти читателя картинкой устрашающей банальности, разрушительной животной хитрости, иллюстрирующей распространенный тип личности ловкого пошляка. К удивлению автора, рассказ «Хват», предложенный им в «Современные записки», был журналом отвергнут «за грубость», и, как пишет комментатор, он был отвергнут и газетой «Руль», что, впрочем, понятно, потому что «Руль» закрылся еще в октябре 1931 года. «Хват» напечатала рижская газета «Сегодня», чья читательская аудитория была достаточно велика.

Политическая обстановка в Германии с сентября 1932-го и особенно в 1933-м обретала пугающие грозовые черты. Но, несмотря на приход Гитлера к власти, Набоковы прожили в Берлине еще около пяти лет. По иронии судьбы именно в эти годы у них появилась наконец уютная, удобная квартира (они занимали две комнаты в четырехкомнатной квартире родственницы Веры, пианистки Анны Фейгиной, второй жены ее отца, с которой дружили всю жизнь) и у Веры была постоянная работа секретаря.

Летом Набоков засел за новый роман – «Отчаяние». А в конце октября он отправился в Париж, где планировались его выступления. Мысли о переезде приходили к нему все чаще, но Вера пока на это не соглашалась. В Берлине у нее был твердый заработок.

Владимир Сирин был встречен в Париже как литературная знаменитость. Его выступление состоялось на 5 rue Las Cases (Лас Кас) в так называемом «Социальном музее» («Musée Social»), в 7-м районе Парижа. Зал был полон. Писатели старшего и младшего поколений, журналисты и просто любители литературы с интересом ждали новую звезду. Сирин был в смокинге, одолженном у приятеля, но этого никто не знал, и выглядел он, стройный, спортивный, очень элегантно и держался просто. Он всегда начинал свое чтение со стихов. Так было и в тот раз. Каждое стихотворение прерывалось аплодисментами. Он читал наизусть, скорее как актер, чем как поэт, очень выразительно, и о нем ходила слава как о талантливом чтеце.

За стихами следовал рассказ «Музыка», а после перерыва – первые две главы нового романа «Отчаяние». Вечер прошел с большим успехом.

В Париже Владимир перезнакомился с русским и французским литературным и издательским миром. Он почти ежедневно бывал у Фондаминских и даже какое-то время ночевал у них. Там же он познакомился с Александром Керенским, с Марком Вишняком и Вадимом Рудневым, редакторами «Современных записок». Сирин побывал в «Последних новостях», подружился с Марком Алдановым, чей «проницательный ум и милая сдержанность»[114] высоко ценились им, Ниной Берберовой, недавно бросившей В. Ходасевича, встретился с друзьями отца, Павлом Милюковым, Александром Бенуа. Вот как вспоминает об этом Нина Берберова: «В “Последних новостях” он в те годы был гостем. Когда приезжал из Берлина, кругом него были люди, восторженно его встречавшие, люди, знавшие его с детства, друзья Владимира Дмитриевича (его отца, одного из лидеров кадетской партии в Думе), русские либералы, Милюков, вдова Винавера, бывшие члены Петербургской масонской ложи, дипломаты старой России, сослуживцы Константина Дмитриевича (дяди Набокова), русского посла в Лондоне… Для всех этих людей он был “Володя”, они вспоминали, что он “всегда писал стихи”, был “многообещающим ребенком”, так что не удивительно, что теперь он пишет и печатает книги, талантливые, но не всегда понятные каждому (странный русский критический критерий)»[115].

Длинный ряд новых лиц состоял из писателей Михаила Осоргина, восхищавшегося талантом Сирина, Бориса Зайцева, хранившего обиду на него за жестокую рецензию, Александра Куприна, чья проза Сирину нравилась. «В тридцатых годах помню Куприна, – писал Набоков в «Других берегах», – под дождем и желтыми листьями поднимающего издали, в виде приветствия, бутылку красного вина»[116]. Но особенно близко он сошелся с Фондаминским, Алдановым и Ходасевичем, к которому ездил знакомиться на окраину Парижа в его тесную темную квартиру. На встречу с Сириным Ходасевич пригласил молодых поэтов: Нину Берберову, Юрия Терапиано, Владимира Вейдле, Валерия Смоленского. «Я сошелся с Ходасевичем, – вспоминал Набоков, – поэтический гений которого еще не понят по-настоящему. Презирая славу и со страшной силой обрушиваясь на продажность, пошлость и подлость, он нажил себе немало врагов. Вижу его так отчетливо сидящим со скрещенными худыми ногами у стола и вправляющим длинными пальцами половину “Зеленого капораля” в мундштук»[117]. Нина Берберова в мемуарах приводит разговор Сирина и Ходасевича: «Оба раза в квартире Ходасевича (еще недавно и моей, а сейчас уже не моей) в дыму папирос, среди чаепития и игры с котенком происходили те прозрачные, огненные, волшебные беседы, которые после многих мутаций перешли на страницы “Дара”, в воображаемые речи Годунова-Чердынцева и Кончеева. Я присутствовала на них и теперь – одна жива сейчас, свидетельница этого единственного явления: реального события, совершившегося в октябре 1932 года (улица Четырех Труб, Биянкур, Франция), ставшего впоследствии воображаемым фактом…»[118]

1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18 ... 80
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?