Питбуль пошмыгал носом.

– Паша.

Вовчик ободряюще похлопал парня по спине.

– Пашка, ты это, давай, не расклеивайся! Ты чего, этим паникершам поверил? Это ж бабы, они вечно истерят по поводу и без, – произнес он вполголоса.

Питбуль перестал шмыгать.

– Правда думаешь, мы не умерли? – спросил он с надеждой.

– Нет, конечно! – отмахнулся Вовчик. – Пфф! Сердце у тебя бьется? Бьется. Руки теплые. Это больница. Ну, максимум, ты сейчас в коме, и я твоя галлюцинация! Гы-гы.

Лицо Питбуля тронула улыбка.

А потом где-то сзади, у всех за спиной, хлопнула дверь.

– Нет, всё правильно, вы действительно умерли! – звонко произнес незнакомый голос.

Пятерка, сидящая на стульях, синхронно обернулась – и вперила взгляды в светлую фигуру, стоящую в дверном проеме. Фигура была облачена в белый рабочий комбинезон и белые дешевые кеды. Прикрыв дверь, фигура откашлялась и направилась в их сторону.

Симпатичный худощавый брюнет лет двадцати семи, со стопкой пластиковых папок подмышкой, подошел и сел на невесть откуда взявшийся шестой стул. Все остальные сидели полукругом, лицом к нему – так что со стороны казалось, будто небольшая компания пациентов собралась на групповую психотерапию.

– Добро пожаловать в «Сортировочную»! – радушно сообщил парень.

Вовчик, Саныч, Лида, Кира и Питбуль молча вглядывались в его улыбающееся лицо. Тронутая загаром кожа – словно парень только что вернулся с курорта. Несколько веснушек на скулах. Серые глаза. В мочке левого уха виднелась дырочка для серьги. Самой серьги не было. Потерялась на курорте, когда парень нырял с пирса.

– А вы… кто? – наконец подал голос Вовчик.

– Я ваш куратор, – сообщил парень. – Кстати, – спохватился он и принялся раздавать присутствующим разноцветные папки. – Тут ваши досье. Биография, основные жизненные моменты. Для себя, кое-что вспомнить.

Все растерянно начали разбирать свои досье, зашуршали бумагой. Саныч открыл папку бледно-фиолетового цвета, прочитал на титульной странице: «Константин Александрович Литвинцев, 1975-2021 гг.», подцепил пальцем тонкую стопку листов, испещренных мелким шрифтом. Захлопнул папку и криво усмехнулся:

– В общем, никакой сансары, а всё-таки Страшный суд.

– Не такой уж он и страшный! – подмигнул ему куратор.

Сразу за дверью, которую с легкостью распахнул брюнет в белом, тянулось еще одно бесконечно пространство – но оттенок несуществующих стен и потолка был уже не белым, а серым. Дымчатым. Туманным. Такого цвета бывает низкое осеннее небо в конце сентября. Ангел – а в том, что за ними пришел Ангел, Лида не сомневалась – кивком пригласил всех следовать за ним и вышел в эту серую бесконечную даль.

Лида увязалась за ним первой – трагическая плаксивость сменилась внезапным любопытством, и теперь Лида, вертя головой, пыталась понять, как тут все устроено. Остальные шли следом, невольно выстроившись в колонну, как дети, идущие за воспитателем. Замыкал колонну хмурый Вовчик – который все еще был уверен, что они в больнице, явившийся за ними куратор – местный врач, а рассказы про какую-то «Сортировочную» – просто дурацкий медицинский юмор, для пациентов, под завязку накачанных обезболивающим.

Ровная поверхность закончилась и началась крутая мраморная лестница. Ангел легко шагал вверх, Лида поспевала за ним, слушая, как позади нее недовольно сопит пацан со свернутой шеей, и вдруг увидела, что на лестнице – у которой не было перил – с одной стороны плотным строем стоят люди. По одному человеку на ступеньке. Как на эскалаторе метро, в час пик. И у каждого в руках или подмышкой были такие же дешевые пластиковые папки, как те, что им вручил Ангел. Старики, старухи, совсем маленькие дети, женщины, мужчины, подростки…

Люди стояли молча, по большей части понуро глядя в спину впередистоящего. Кто-то изучал содержимое папки. Кто-то дремал, прикрыв глаза. Корпулентная дама в красном брючном костюме глухо рыдала, прикрывшись папкой. Стоящий перед ней вихрастый очкарик лет семи сосредоточенно собирал Кубик Рубика. Лида неосознанно притормозила возле очкарика, тот вопросительно глянул на нее снизу вверх и снова принялся вертеть кубик.

Лида оглянулась и увидела, что в сером бесконечном пространстве – сверху, снизу, сбоку – висели бесконечные мраморные лестницы, и все они были забиты людьми с пластиковыми папками. Или это была одна неимоверно длинная лестница, словно змея, многократно перекрученная в пространстве и ухватившая себя за хвост? У Лиды внезапно закружилась голова, она схватилась за какого-то старика в дешевом синем костюме, почувствовала идущий от него удушливый запах формалина, которым явно пытались заглушить запах мертвого тела, отшатнулась и грохнулась прямо на ступеньки. Питбуль налетел на нее, едва не упал и досадливо пробормотал неразборчивое ругательство.

Этой заминкой воспользовалась Кира, которая протиснулась мимо Питбуля и Лиды и догнала куратора.

– Простите! – произнесла она, тронув его за плечо.

Куратор не остановился, но стал подниматься чуть медленнее.

– А они все… тоже? – расплывчато спросила Кира, стараясь не смотреть на людей, стоящих на лестнице.

Куратор глянул на нее из-за плеча.

– Умерли? Да, сегодняшняя смена.

– А почему мы не с ними? Не в общей очереди? – продолжала допытываться Кира. – У нас что, какие-то привилегии? Или наоборот?..

Куратор притормозил, снова посмотрел на Киру, задумался…

– И то, и другое, – пояснил он и продолжил свой путь наверх.

Кира удивленно смотрела в его спортивную спину. Миленький у них куратор! На простой вопрос внятно ответить не может. Она бы за такое уволила, на раз-два.

– Чего стоим? – наткнулся на нее идущий сзади Саныч.

Кира, не удостоив его взглядом, подобрала полы платья и продолжила подниматься по лестнице. Медленно. Нарочито медленно. Чтобы слегка побесить всех, кто идет следом.

Вовчик, бредущий по лестнице последним и не обративший внимания на некоторую заминку, вглядывался в лица стоящих на ступенях людей. В этой странной больнице слишком много пациентов…

– Куда без очереди? – догнал его гневный возглас.

Вовчик обернулся – из плотной шеренги тел, на пару ступеней ниже, высунулась грузная носатая старуха, в длинном, до пят, засаленном махровом халате. Вовчик оторопело смотрел на ее голову – тщательно взбитую седую копну волос украшал топор! Точнее, топор плотно сидел в затылке старухи.

– Чего уставился, сопляк? – поинтересовалась склочная морщинистая маска. – Куда прешь, говорю?

Вовчик открыл рот, закрыл.

– Мы тут вона, сколько торчим! – продолжала скандалить старуха, пытаясь взбодрить сонную общественность. – А эти вперед пролезли! Чтоб тебя черти вперед всех на вилы поддели!

Вовчик вздрогнул, привычно втянул голову в плечи – как он всегда делал при встрече с излишне громкими и мерзкими пенсионерами – и через две ступеньки рванул вверх, догонять остальных.

Когда все пятеро основательно запыхалась на проклятой лестнице, куратор свернул в незаметный проем, и все очутились в небольшом зале, больше похожем на вестибюль официального учреждения. Три огромных окна в пол, за которыми клубилось серое ничто. Светлый ковролин – или что-то, похожее на ковролин – под ногами. Но главное – в конце зала виднелась еще одна дверь, поистине исполинских размеров. Тоже деревянная, тоже крашенная белой краской, но ее высокие створки