Киль[25]лодки царапал по камням, Нильс опять поднял весло и выпрыгнул на берег. Он был наготове, хотя на него никто не собирался нападать. Наверху, на краю обрыва, как окаменевшие, стояли мужчины, женщины, дети. Они молча, испуганными глазами смотрели на Нильса. А Майя Нюман готова была расплакаться.

— Катитесь вы все к чертовой матери! — крикнул им Нильс и швырнул весло на камни перед собой.

Потом он повернулся, чтобы бежать обратно в поселок, домой, к маме Вере, в их большой желтый дом в саду.

Но ни его мать и ни кто другой не знают, не знают того, что прекрасно известно самому Нильсу, — он предназначен для великих свершений. Его удел — нечто грандиозное, такое, как, скажем, война. Настанет день, и о нем заговорят по всему Эланду. Он, Нильс, был в этом уверен.

Йерлоф Давидссон сидел в своей комнате в доме для престарелых и ждал дочь.

Перед ним лежал свежий экземпляр «Эландс-постен». Йерлоф читал заметку о том, как в Кастлёсе на юге Эланда исчез восьмидесяти однолетний впавший в маразм старик. Старик вышел ненадолго прогуляться и пропал. Полиция и добровольцы прочесали пустошь, на поиски вызвали даже вертолет. Но минувшая ночь выдалась очень холодной, и не было практически никакой надежды, что пропавшего удастся найти живым.

Восемьдесят один год и маразм. Йерлоф был лишь на год моложе, скоро ему должно исполниться восемьдесят, а это, как ни гляди, возраст приличный. В том, что бесследно исчез старик, есть хоть какая-то доля логики, но, когда пропадает ребенок, это странно. Йерлоф сложил газету и посмотрел на часы: четверть четвертого.

— Я рад, что ты приехала, — сказал он тихонько, потом сделал паузу, откашлялся и продолжил: — Ты все такая же красивая, Джулия. Хорошо, что ты сейчас на Эланде, потому что есть кое-что важное, что мы с тобой должны сделать. Да и не только мы с тобой, кое-чем тебе придется заняться самой. И потом, нам надо с тобой поговорить… Я знаю, что я, наверное, не был для тебя хорошим отцом: я редко бывал дома, и ты с сестрой оставалась дома с Эллой, в Боргхольме, а я ходил в море. Но я там работал, был капитаном и перевозил грузы по Балтике, поэтому мне приходилось часто оставлять семью… Но теперь я здесь, мои путешествия закончились.

Йерлоф помолчал и посмотрел на письменный стол. Он заранее написал свой будущий разговор с Джулией в книжке. После того как Джулия сказала, в какой день приедет, Йерлоф начал репетировать их предстоящую беседу. Сейчас он послушал себя в очередной раз — звучало паршиво. А должно было получиться по-другому — обычный разговор отца со своим ребенком.

— Я рад, что ты приехала, — снова начал Йерлоф. — Сколько я тебя помню, ты все такая же красивая.

А может, надо сказать «милая»? «Милая» — это, наверное, лучше передает то, как он скучал по дочери, которую так долго не видел.

Наконец, когда на часах было уже около четырех и до ужина оставался всего лишь час, в дверь комнаты Йерлофа постучали.

— Входи, — сказал он, и дверь открылась.

В комнату заглянула Буэль.

— Ага, он здесь, — тихо сказала она кому-то, кто стоял за ее спиной, и потом уже громче: — У тебя гость, Йерлоф.

— Спасибо, — поблагодарил он.

Буэль улыбнулась и исчезла. Вместо нее в комнату вошла другая женщина, сделала пару шагов и остановилась в прихожей. Йерлоф набрал воздуха и начал.

— Я рад, что ты приехала… — произнес Йерлоф, но его заранее приготовленная речь внезапно прервалась.

Он увидел женщину средних лет, в помятом пальто. Она смотрела на него усталыми глазами, ее лоб был испещрен морщинами. Пару секунд женщина стояла неподвижно, потом опустила взгляд, уцепилась, как утопающий за соломинку, руками за ремешок висевшей у нее на плече коричневой сумки и наконец шагнула в комнату.

Йерлоф смотрел на усталое, изможденное лицо этой женщины и медленно узнавал в ней Джулию. Но эта Джулия выглядела более замученной, чем он ожидал. Йерлоф начал заниматься самобичеванием.

Да, его дочь сильно постарела. Но насколько же старый тогда он сам?!

— Привет, Йерлоф, — сказала Джулия, затем немного помолчала и продолжила: — Да, это я. Я опять приехала сюда.

Он кивнул и про себя отметил, что она по-прежнему не собирается называть его папой, даже сейчас, когда они одни. И это «Привет, Йерлоф» она произнесла так, как будто бы здоровалась с каким-то весьма дальним родственником.

— Ты хорошо доехала? — спросил он.

— Ну да.

Джулия расстегнула пальто, повесила на крючок в прихожей и опустила сумку на пол. Йерлоф примечал, что она двигается медленно, как будто бы из нее выкачали всю энергию. Он хотел спросить, как Джулия себя чувствует, но не стал — счел, что это можно сделать и после.

— Ну вот. — Опять молчание. — Давненько мы не виделись.

— Наверное, года четыре. По крайней мере, мне так кажется, — сказала Джулия. — Нет, скорее, больше.

— Да, точно, но мы все-таки иногда созваниваемся.

— Я собиралась приехать, чтобы помочь тебе, когда ты переезжал сюда из Стэнвика, но как-то все…

Джулия опять замолчала, Йерлоф кивнул.

— Да все нормально прошло, — заверил он, — мне все помогали.

— Хорошо, — сказала Джулия.

Она вышла на середину комнаты, потом повернулась и присела на застеленную кровать. Йерлоф внезапно вспомнил свои заготовки разговора, которые он долго репетировал.

— Теперь, когда ты здесь, — начал он, — я хочу сказать, что кое-какие вещи мы должны…

Но Джулия прервала его:

— Где она у тебя?

— Что именно?

— Ты знаешь, — ответила Джулия, — сандалия.

— А, это. В письменном столе.

Йерлоф посмотрел на дочь:

— Но я думал, что мы сначала…

— Могу я на нее посмотреть? — опять прервала его Джулия. — Мне это очень нужно.

— Но в ней нет ничего особенного, ты, наверное, будешь разочарована, — сказал Йерлоф. — Это всего лишь сандалия, это не… это ни о чем не говорит.

— Я хочу ее увидеть, Йерлоф.

Джулия поднялась. До сих пор она ни разу не улыбнулась, а сейчас стояла и смотрела на Йерлофа так пристально и холодно, что ему подумалось, что вся его затея с ее приездом сюда — ошибка. Наверное, ему даже не стоило ей звонить. Но все уже пришло в движение, и не в его силах это остановить. И все же он попытался, насколько возможно потянуть время.

— Ты одна приехала или с кем-нибудь? — поинтересовался он.

— Ну и с кем, по-твоему, я могла приехать?