Через два-три дня после «скандала» у меня был запланирован обед с Наджат Валло-Белькасем, министром по правам женщин. Я была уверена, что она отменит нашу встречу из дружеских чувств к Сеголен Руаяль. Но нет, приглашение осталось в силе. И за это я опять-таки ей благодарна. Естественно, в начале беседы сразу всплывает вопрос о твите. Я выражаю свои сожаления. Но ее интересует совсем не это:

— Меня поразило твое медийное влияние. И вот я подумала, что мы могли бы замечательно сотрудничать в некоторых акциях.

Я недоумеваю. Прекрасно обошлась бы без этого «медийного влияния», без обложек таблоидов, которые изображают меня злобной ревнивой ведьмой. Но в то же время я тронута тем, как храбро она демонстрирует солидарность со мной.

— Какие акции ты имеешь в виду?

— Ну, мы могли бы, например, ночью пойти вместе на встречу с проститутками в Булонский лес.

Услышав это, я обомлела. Мне известно, что она намерена бороться с проституцией, это одно из многих направлений ее деятельности. Но на сей раз я струхнула:

— Знаешь, я не уверена, что это будет уместно в нынешних обстоятельствах. Мне бы подошли сейчас более пристойные занятия.

Однако ее слова о «медийном влиянии», которое ее так поразило, запали мне в душу. Ее привлекает то, от чего я бегу с самого начала моего знакомства с Франсуа, то, от чего никак не могу избавиться.

Все еще не решаюсь отправиться в свой официальный кабинет, не хочу показываться в Елисейском дворце. Сознательно избегаю общения с советниками, кожей чувствуя их враждебность. Правда, трое из них тайком признались мне, что понимают мои мотивы, что президент был неправ, обнародовав свое коммюнике в поддержку Сеголен Руаяль. Они даже считают, что я послужила ему громоотводом. Не будь моего твита, громы и молнии прессы обрушились бы на него самого, поскольку он поддержал свою бывшую сожительницу. Некоторые авторы первых полос подчеркивают этот факт, но таких единицы.

Тогда, в июне 2012-го, врачи рекомендовали мне пройти курс лечения анксиолитиками, чтобы я смогла выдержать все нападки. Я отказалась. Никогда не прибегала к помощи антидепрессантов и не собираюсь начинать.

Конечно, тогда я воображала себя сильнее, чем на самом деле. Сегодня я думаю, что эта баталия должна была бы заставить меня сделать паузу. Позаботиться о своем здоровье, попробовать разобраться в том, как мы угодили в эти тиски и как из них вырваться. Но теперь я осталась одна, наедине со своими мыслями.

В выходные дни, во время моих многокилометровых велопробегов вокруг виллы «Ла-Лантерн», я размышляю о том, что меня толкнуло на эту ошибку в сто двадцать пять знаков. Во-первых, моя преданность Оливье Фалорни и возмущение двойной несправедливостью в отношении него. Но главное — невозможная политическая ситуация, которая неминуемо сложилась бы в результате избрания Сеголен Руаяль. Он, Франсуа Олланд, — в Елисейском дворце; она — председатель Национального собрания. Каждый на своем троне. Семья, разбитая по воле мужа, но склеенная властью, когда одна руководит Национальным собранием, принимающим законы, а другой проводит эти законы в жизнь. А где же было бы тогда мое место? Его и так трудно определить! Бомбу, которая взорвется у вас под ногами, без причины не бросают. Неловкость оправдывает далеко не всё.

Не могу узнать себя в том образе, который мне приписывают с начала этой истории. Я выгляжу женщиной, разрушившей «легендарную пару в политике». Когда мы с Франсуа Олландом вступили в близкие отношения — девять лет назад! — у меня тоже был муж Дени, которого я любила, и трое маленьких детей.

У нас было все, что нужно для счастья — мирная семейная жизнь, большой дом в предместье, веселый пес (который умер, когда я писала эти строки). В газете мне предоставили свободные среды[11], чтобы я могла проводить больше времени со своими мальчиками. И я, которая не хотела повторять жизнь своей матери, в те времена пыталась подражать ей.

По средам я пекла к полднику блины или вафли. Мы гуляли в лесу: дети были еще в том возрасте, когда строят шалаши. Я обожала бегать по цветочным магазинам в поисках новых сортов для посадки. Мне нравилось копаться в земле, обрезать кусты. Я нетерпеливо ждала, когда придет весна, когда расцветет сирень, когда вишни наденут свой белый наряд. Как же я любила все это!

Я долго, очень долго сопротивлялась нашему взаимному притяжению. Но Франсуа был настойчив, и это он превратил нашу любовную дружбу в любовную страсть. Однако в конечном счете заплатить за эти отношения пришлось мне. Я рассталась с политической журналистикой. И теперь в глазах окружающих выгляжу коварной совратительницей, разрушившей и свой и чужой брак.

Нелегко переналаживать свою жизнь с мужчиной, у которого есть прошлое. Эта сложная ситуация знакома миллионам женщин, матерей семейств, где отца сменяет чужой человек. Однако присутствие Сеголен Руаяль в политическом пейзаже сделало эту ситуацию еще более тягостной для Франсуа и для меня.

Я понимаю, до какой степени это было трудно и для нее. На президентских выборах более шестнадцати миллионов французов дважды, с разрывом в пять лет, опускали в урны бюллетени за левых: в первый раз в 2007 году с ее именем, во второй в 2012-м с именем Франсуа. Это нештатная ситуация, уникальная в анналах политики. По крайней мере, до сегодняшнего дня: она может повториться, только если Хилари Клинтон выйдет на президентские выборы.

Мне вспоминается прогулка в саду Елисейского дворца, когда мы с Франсуа обсуждали кандидатуру Хилари.

— Вот была бы нелепица, если бы она стала кандидатом в президенты после своего мужа! — сказал он мне.

Я ошарашена:

— Хочу тебе напомнить, что ты был в том же положении после Сеголен Руаяль и что вы даже были соперниками на праймериз!

Но по убеждению Франсуа Олланда все, что дозволено ей и ему, не дозволяется никому другому. Он постоянно пребывает в этом убеждении.

Фактически в подсознании Франсуа и, конечно, также в моем пара — это она и он. Мать его детей — его официальная жена. А я — незаконная. И однако я люблю его так, как никогда никого не любила.

Ради него я пожертвовала очень многим. В прессе как-то появилась его фраза о том, что я — «женщина его мечты»:

Мне необыкновенно повезло в личной жизни, я встретил женщину моей мечты. Такой шанс можно и упустить. Но я его не упустил. Вот уже много лет я делю свою жизнь с Валери Триервейлер, и в этом мое великое счастье.

Увы, несколько позже он публично выразил сожаление по поводу слов «женщина моей мечты», чтобы угодить детям и, возможно, общественному мнению. Какое разочарование… Так кто же я для него?

Мы много раз обсуждали это ощущение «незаконности» нашего брака. Он не видел в ней проблемы, поскольку мы жили вместе и любили друг друга. Как-то я развесила на стене нашей кухни фотографии, где мы с моим бывшим мужем на отдыхе обнимаемся со счастливыми улыбками. Франсуа был шокирован. В тот день он понял, как неприятно мне было смотреть на постоянную фотоэкспозицию его прежней жизни с Сеголен Руаяль и как я нуждаюсь в его поддержке и признании. Но это длилось недолго.