К огромному изумлению Дагона, никто не появился. Халида впилась страстным взглядом в его красивое лицо.

— Отшлепай меня, — промурлыкала она, ложась лицом вниз на его колени. Дагон уставился на треснувший пополам персик восхитительно округлой и соблазнительной попки.

— Протащить меня через весь город, как собаку на цепи! Такое поведение действительно непростительно, — рассудил он, гладя мягкую кожу. Халида застонала и принялась маняще извиваться. Дагон размахнулся и с силой опустил ладонь на ее ягодицы.

— Ой! — взвизгнула она, не переставая, однако, тереться о него, и ладонь хлестала снова и снова, пока ее попка не загорелась огнем. Однако и внизу живота началась знакомая покалывающая пульсация, от которой голова шла кругом. — Еще! — потребовала Халида.

— Нет, — тихо возразил он, — но ты узнаешь кое-что новое, моя милая, капризная королева.

Его рука нежно разгладила розовую теплую плоть, а палец пробрался между двумя лунами ягодиц к тугому отверстию. Халида задохнулась, не в силах сказать ни слова. Наконец она пробормотала:

— Я слышала, что такое возможно, но до тебя никто не осмеливался на подобное.

Его палец крепко прижался к дырочке.

— Только если пожелаешь сама, и не сегодня, моя королева. Я просто покажу тебе.

Он почувствовал, как крепкие мышцы поддаются давлению. Палец скользнул до первого сустава.

— О-о-о! — охнула Халида.

Палец проник дальше, сначала до второго сустава, потом дальше, и замер, позволяя ее телу привыкнуть к новому вторжению. Немного погодя Дагон стал ритмично двигать пальцем в узком проходе. Другая рука сжала венерин холм, палец принялся ласкать бутон ее наслаждения, пока она не исторгла любовные соки и не забилась в конвульсиях экстаза.

Немного успокоившись, Халида встала на колени и взяла в, рот уже возбужденное копье. Острый язычок облизывал рубиновую головку, дразня, соблазняя. Дагон был поражен и исполнился благодарности, когда она почти проглотила его, приняв глубоко в горло. Он застонал от восторга и, закрыв глаза, позволил наслаждению завладеть им. Но все же, желая излиться в ее тело, он нехотя отстранил возлюбленную, поднял и насадил на себя. Халида вздохнула от восхищения, ощутив, как он входит в нее. Дагон сжал ее лицо и стал целовать, крепко, исступленно, страстно. Их тела двигались в унисон, в жарком безумном ритме.

— Это слишком! Слишком сладостно! — вскрикнула Халида, падая в темную пропасть экстаза, и бессильно обмякла на его плече, насытившаяся и довольная.

Его орудие вздрогнуло еще раз, отдавая ей последние капли своей дани.

— Ах, боги! Даже будь я по-прежнему наследником своего отца, все равно сделал бы тебя своей королевой, Халида. Я люблю тебя! Для меня нет и не будет другой женщины!

Теперь уже она взяла его лицо обеими ладонями и взглянула в глаза.

— Именно тебя я ждала столько лет. Ты мой супруг! Я хочу иметь от тебя дочерей.

— Любовь моя, — прошептал он, укладывая ее на подушки, — ты оказываешь честь своему рабу, но я хочу, чтобы ты бьша полностью уверена в своих чувствах.

— Я уверена. Ты мой единственный супруг, Дагон. Разве не хочешь взять меня в жены?

— Хочу! — воскликнул он. — Но позволь подвергнуть тебя небольшому испытанию. Завтра пригласи в свою постель меня и другого раба, по своему выбору. Если с наступлением рассвета ты по-прежнему сохранишь любовь ко мне, значит, так тому и быть, моя прелестная королева. Ты единственная, которую я по-настоящему люблю, но хочу твердо знать, что ты со мной по-настоящему счастлива, ибо для тебя взять супруга означает, что ты должна передать власть над Кавой другой женщине. Ты готова сделать это?

— Да, — не колеблясь ответила Халида. — Быть королевой не так уж и приятно. Это означает вечное одиночество. Я позволю тебе осуществить это испытание моей любви, Дагон. Увидишь, что ты единственный, кто способен дать мне счастье.

Утром Зирас снова пожелал узнать, отошлет ли Халида Дагона.

— Нет, — отказалась та. — Разве я не говорила, что этот раб забавляет меня? Почему ты не желаешь понять, Зирас? Когда я захочу избавиться от дара Зинейды, сама тебе скажу. И не приставай ко мне каждый день! Это невероятно меня раздражает! — И, повернувшись к нему спиной, сказала Дагону: — Иди к Вернусу, пусть искупает тебя, раб. Потом мы вместе позавтракаем.

Дагон почтительно поклонился.

— Как велит моя королева. — ответил он.

— Не нравится мне этот парень, — прошипел Зирас, когда Дагон удалился. — Зачем он нужен тебе? Ты великая королева и не нуждаешься в том, чтобы это создание шарило по тебе своими огромными лапами. Если тебя развлекают его гигантские причиндалы, я велю отлить их в гипсе и сделать множество дилдо[1]из самых разных материалов, а этого Дагона убрать с глаз долой.

— Ты забываешься, Зирас! — холодно бросила Халида. — Думаешь, если тебя назначили моим управителем и ты присматривал за мной с самого рождения, то получил право разговаривать со мной подобным образом? Знай: ты всего-навсего раб. Помни об этом!

— Я твой отец и как таковой заслуживаю всяческого уважения! — напыщенно объявил Зирас.

— Неправда! — возразила Халида. — Моя мать брала тебя раз-другой, не больше. У нее были темные волосы, как у тебя. Почему же у меня светлая кожа и золотистые волосы? Моим родителем был прекрасный Волкон. Уверена, что и тебе это известно. Он любил мою мать всем сердцем и, когда она умерла, рожая его дитя, покончил с собой. Думаю, что ты и это помнишь. Просто теткам показалось удобным убедить тебя, что я твое дитя и таким образом получить твою полную преданность. Сам знаешь, у них не было ни времени, ни желания заботиться о ребенке. Они откровенно жалели, что я не мальчик и по достижении восьми лет от меня нельзя отделаться. Ты верно служил мне, Зирас, но в этом городе мужчины стоят ниже женщин и не имеют права их осуждать. Ты сохранил свое не столь уж высокое положение лишь потому, что я это позволила, Зирас, и не забывай этого. Именно подняла тебя высоко, но так же легко могу и опустить в пропасть.

Она бросила на Зираса предостерегающий взгляд.

— Ты только потому стала королевой, что я пожелал! — злобно похвастался он. — Думаешь, голубка богини села на твое плечо случайно, глупая женщина? Именно я вшил зерна пшеницы в вырез твоего платья, с тем чтобы птица наверняка предпочла тебя другим девушкам, собравшимся в тот день на площади. Я сделал это! Я, Зирас!

— До сих пор я не понимала, какой ты прожженный интриган, Зирас, — упрекнула Халида. — Это ты томил меня во дворце как в тюрьме, гораздо дольше, чем следовало бы. И все для того, чтобы самому сохранить власть над мной! Но больше ты не удержишь меня от судьбы, предназначенной самой богиней! Я верю, что в тот день ты вшил зерна в мое платье, но так или иначе богиня выбрала меня, даже если ты считаешь себя моим благодетелем. Неужели ты воображаешь, будто посланницу богини может соблазнить какая-то пшеница? Я стала королевой Кавы не только потому, что ты так пожелал! Такова воля богини, а не Зираса, простого смертного! Прочь с глаз моих! Я очень сердита на тебя, но не удалю из дворца, как следовало бы, из почтения к твоей преданности.