никогда не случалось. Однако, понимая, что всякое может произойти, Кузя гулял в наморднике и специальном «строгом» ошейнике, с шипами вовнутрь. Предполагалось, что потянув за поводок, шипы вопьются в шею, и Кузю можно будет контролировать через такой ошейник. Звучит жестоко, но что делать? Удержать такого зверя, нормальному человеку не под силу.

Увидев снег, Кузя буквально взбесился. Сначала бросился ловить снежинки, а затем помчался в сторону Дениса, вероятно желая поделиться радостью со знакомым. Подбежав, Кузя, к счастью не прыгнул обниматься, а остановился и гавкнул. Сел на задние лапы, глядя своими вечно грустными, с оттянутыми нижними веками, как у всех Сенбернаров глазами, которые когда-то так напугали Дениса и вывалив наружу язык, Кузя улыбался своей доброй собачьей улыбкой. Сзади, кряхтя и ругаясь, вся в грязи, с земли поднялась жена Майорова, которую Кузя волок за собой даже не замечая. То ли шерсть у него была слишком густая, то ли шипы «строгого ошейника» оказались слишком короткими, но радоваться снегу ошейник Кузе совершенно не мешал.

Для надёжности, чтобы пёсик не убежал, эта маленькая женщина предусмотрительно намотала поводок на руку так, что отпустить его не смогла. Сначала грохнув хозяйку на землю, Кузя поволок её по дворовым лужам. Она, болтаясь на поводке, вполне могла удариться головой о бордюр. Сцена немало напугала не только бедную женщину, но и случайных свидетелей. Поэтому теперь жена Майорова искренне считала Дениса своим спасителем.

Привычно скрутившись калачиком в лифте, Кузя полностью занял его собой. Денис хотел подняться по лестнице пешком, но жена Майорова настояла, чтобы он тоже втиснулся в лифт. Чтобы Денису это удалось, Кузе пришлось подняться с пола. Из-за тесноты он поставил переднюю лапу прямо на ботинок Дениса. 43 размер обуви оказался заметно меньшим, чем Кузина лапа.

Кузю мыли, ругали, – непослушный мальчик! А Дениса навсегда зачислили в друзья семьи. Ему даже иногда доводилось ночевать у них, на диване в большой комнате, где как здоровый мужик после пьянки, ужасно храпел и ворочался Кузя.

Закончив институт, Денис уехал из Москвы. Повода встречаться не было, поэтому виделись они редко. Однажды заехав в Москву по делам, Денис, по-приятельски позвонил Майорову, чтобы вместе отобедать. При встрече Майорова было не узнать. Это был совсем другой человек. Он похудел, даже талия обозначилась, отрастил волосы, бросил курить и пах одеколоном. Вместо вечной кожаной куртки одет был в модный костюм, рубашку с галстуком и обут в неприлично начищенные туфли! Разговоры, вместо обычного философского стёба, теперь больше сводились к некому «человечку»? «Мы с человечком…», «мой человечек…», «подарю человечку…». Что за человечек, Денис прямо спросить не решался. Вначале думал, что Майоров так называет свою жену. Потом понял что это, наверное, не жена. В целом, это был тот же самый добрый и умный Майоров, но что-то изменилось в нем очень сильно. Уж не влюбился ли он, – подумал Денис, но спрашивать не стал. Выпив по пиву, они распрощались.

Глава-13 Человечек

Однажды, поздно вечером раздался звонок.

– Денис, привет! Можно мы с «моим человечком» заедем к тебе? Будем часа через полтора. У тебя кофе есть?

– Конечно, жду! Полно кофе! – Денис обрадовался, несмотря на то, что ночной сон отменялся. С Майоровым он давно не виделся, да и таинственный «человечек» заинтриговал.

– Можно мы воспользуемся твоим душем? Знакомься, это Оксана, – Майоров чмокнул в щеку, сопровождавшую его девушку.

Выяснилось, что они путешествием на машине по всей Прибалтике отмечали устройство Оксаны на работу, в редакцию того самого журнала где работал Майоров. Понятно, что именно он её туда и устроил. Сейчас возвращались домой. По возвращении, Оксана станет секретарём Главного редактора. К Денису заехали, чтобы недолго передохнуть перед последним броском на Москву, это было почти по пути. Ну, и конечно, для того чтобы Майоров мог похвастаться своим «человечком», которым он наверняка хвастался перед всеми знакомыми.

– Вы бы прилегли, чего это ты какой-то замученный?

– Не могу, труба зовёт. Работать надо. И так едва вырвались. Хотел «человечка» порадовать. Теперь вот, приходится спать за рулём.

– В смысле спать? Как за рулём?

– А так, еду и сплю. Дорогу вижу, а голова не соображает, спит. Уже несколько дней так.

– А она что, за рулём не может?

– Ночью не может. А мы в основном ночью едем, а днём гуляем, осматриваем окрестности, ходим по музеям и прочим злачным местам, знакомимся с местной кухней. Оксана довольна. А если она за рулём, я всё равно не сплю, не могу, боюсь за неё.

– Но она-то хоть спит? Или с тобой за компанию, развлекает, чтобы не заснул? Вы так ещё в аварию влетите.

– Она спит. Ей всё нипочём. Спит в машине. Я сидение разложил, сверху матрасик надувной. Красота!

– Ну, ты хоть пару часов поспи, я тебя разбужу. Видок у тебя…. Так и свихнуться можно, без сна.

Выбравшаяся из душа Оксана, выглядела изумительно, без всякой тени усталости. Было понятно, что она в отличие от Майорова прекрасно себя чувствует и замечательно высыпается. Не влюбиться в Оксану, было невозможно. Кофе она пила, сидя в старом банном халате Дениса взбудораженного мыслью, что под халатом явно ничего нет. А она, как бы даже специально делала всё, что бы обратить на это внимание Дениса. Халат на коленях почему-то постоянно распахивался, заставляя краснеть, а она неторопливо поправляла его. Ей нравились блуждавшие по её телу взгляды, глотавшего слюни нового знакомого. А осоловевший от бессонницы Майоров, явно нервничал, но вида старался не подавать. В душ идти не хотел, требуя всё больше кофе. В общем, к их отъезду Денис окончательно влюбился в Оксану. Но поскольку она была «человечком» Майорова, держал дистанцию даже тогда, когда самого Майорова, наконец, удалось затолкать в душ.

Таких женщин Денис до этого никогда не встречал. Она была невероятно привлекательна даже без всякой косметики, босиком, с мокрой головой и в старом халате. Всё было в ней правильно, и в лице, и в фигуре. Но больше всего, поражала манера держаться, движения, повороты головы, осанка. Разговаривала взвешенными, продуманными фразами. С ответами не спешила, не спорила и не суетилась. Беседа с ней уже лишь по форме доставляла истинное удовольствие. Последним мазком к портрету был удивительно высокий интеллект, обычно не свойственный двадцатилетним девушкам. Невозможно было поверить, что ей действительно всего лишь 20 лет. Она хорошо разбиралась в искусстве, классической музыке, политике и имела продвинутые взгляды на