Я мгновенно стираю с лица веселое выражение. Я нормально отношусь к тому, чтобы посвящать своих друзей в свои любовные дела, но не хочу обсуждать Сабрину с Дином, особенно когда знаю его мнение о ней. Кроме того, о чем тут, мать его, говорить? Она отшила меня. Я позвал ее на свидание, а она ясно дала понять, что этого никогда не будет.

Если бы был хоть малейший шанс, что она примет мои ухаживания, может, я бы и не согласился с ее ответом. Может, пересекся бы с ней после уроков еще несколько раз, купил бы еще пару сэндвичей, применил бы свой шарм, налегая на южный акцент всякий раз, когда чувствовал бы, что она ускользает.

Но я видел ее взгляд. Сабрина была уверена в том, что сказала: она больше не хочет видеть меня. И хотя я не прочь проявить настойчивость, я не собираюсь бегать за кем-то, кто не заинтересован во мне.

И все-таки это хреново. Когда мы сидели на той скамейке, больше всего на свете я хотел затащить ее к себе на колени и трахнуть прямо там, плевать на прохожих. Сам Дин мог бы стоять там, постукивая по циферблату часов, но я бы не остановился. Мне понадобилась вся сила воли, чтобы подавить животный инстинкт, но, черт, что-то в этой девушке…

Она не просто красотка, хотя это вовсе не мешает. Она… проклятье, я даже не могу выразить это словами. У нее жесткий фасад, но внутри она мягкая как масло. Я вижу проблески ранимости в ее бездонных темных глазах и просто хочу… заботиться о ней.

Парни рассмеялись бы, если бы знали, о чем я сейчас думаю. А может, и нет: они и так каждый день издеваются надо мной из-за моей «заботливости».

Дома я – повар, делаю большую часть уборки и слежу за тем, чтобы техника находилась в рабочем состоянии. Так меня воспитала мама. Отца не было – он умер, когда мне было три года, так что я едва его помню. Но мама всеми силами пыталась сделать так, чтобы я не ощущал его отсутствие, а отца, которого мне все же недоставало, заменили тренеры по хоккею.

Техас – футбольный штат. Я бы, вероятно, пошел по этому пути, если бы в пять лет не побывал на каникулах в Висконсине. Раз в год мы с мамой навещали сестру моего отца в Грин-Бее. Или, по крайней мере, пытались. Иногда на это не было денег, но мы старались изо всех сил.

Во время той поездки тетя Нэнси одела меня и взяла на каток. В Грин-Бее чертовски холодно – полагаю, это ночной кошмар большинства людей, – но мне понравился мороз на щеках и то, как холодный воздух свистит в ушах на открытом катке. Несколько детей постарше устроили игру в хоккей, и я кайфовал, глядя, как они стремительно носятся с шайбой. Эта игра казалась очень веселой. Когда на следующей неделе мы с мамой вернулись в Техас, я объявил, что хочу играть в хоккей. Она снисходительно рассмеялась, но все же нашла круглогодичный каток в часе езды от дома.

Думаю, она считала, что я это перерасту. Вместо этого я влюбился в хоккей еще больше.

И вот я здесь, на Восточном побережье, в колледже Лиги плюща, играю в хоккей за команду, которая выиграла три национальных чемпионата подряд. Но у меня такое чувство, что четвертого раза не будет, судя по тому, какие результаты мы показывали в последнее время.

– Что, забыл, как разговаривать?

Я смотрю через плечо и вижу, что Дин подозрительно разглядывает меня. Что? А, точно, он хочет знать, что я делал в выходные.

– Просто тусовался с друзьями, – неопределенно отвечаю я.

– С какими друзьями? Все твои друзья тут… – Он обводит рукой зал. – И я точно знаю, что ты не был ни с кем из них.

Я пожимаю плечами.

– Ты не знаешь этих ребят.

Затем я снова перевожу взгляд на лед, а Дин рядом ворчит:

– Боже правый, ты хуже Энтони и Марии-Терезы.

Я резко поворачиваю голову обратно.

– Что, прости?

– Забудь, – бормочет он.

Кто, черт возьми, эти Энтони и Мария-Тереза? Точно так же, как Дин знает всех моих друзей, я знаю всех его и уверен, что мы незнакомы ни с кем с такими именами. Но как бы там ни было, я не хочу, чтобы он допытывался, так что не буду докапываться к нему сам.

– Мать вашу, да! – орут с другого конца скамейки.

Я перевожу взгляд на лед как раз вовремя, чтобы увидеть, как Гаррет посылает шайбу мимо Патрика, нашего старшего вратаря. Это первая и единственная забитая шайба в игре, и все парни на скамейке восторженно колотят перчатками по стене.

Тренер дает свисток и распускает нас, так что мы заканчиваем тренировку на хорошей ноте. Или вроде того. Защитников опять просят задержаться, и я читаю разочарование во взглядах Дина и Логана. О’Ши должен блеснуть, если хочет завоевать расположение этой команды.

В раздевалке я стягиваю свой потный свитер и защиту, скидываю штаны прямо на блестящий пол. У нас не зал, а произведение искусства. Огромная раздевалка, шкафчики, обитые мягкой кожей, и первоклассная система вентиляции. Тут лишь слегка пахнет старыми носками.

Гаррет встает рядом и стягивает с себя шлем. Его темные волосы намокли от пота и липнут ко лбу. Он поднимает руку, чтобы зачесать их назад, и я вижу крутую татуировку в виде языков пламени на его бицепсах. При взгляде на нее я каждый раз думаю, что мне тоже нужно тату, но потом вспоминаю уродство на ноге Холли, которое он получил после победы на первом чемпионате. Прошло три года, а он до сих пор носит длинные носки, чтобы скрывать его.

– Думаешь, мы когда-нибудь вспомним опять, как играют в хоккей? – криво усмехается Гаррет.

Я фыркаю.

– Сезон только начался. Все будет нормально.

Он не выглядит уверенным, как и Хантер Девенпорт, который подходит с унылым видом.

– Мы играем все хуже и хуже, – рычит первокурсник так, как рычат обычно восемнадцатилетки, а потом швыряет перчатку в стену.

Я быстро оглядываюсь и вздыхаю с облегчением, не увидев тренера. Он бы срал кирпичами, если бы узнал, что один из нас истерит в раздевалке.

– Расслабься, малыш, – говорит Хантеру юниор Майк Холлис. Он стоит с голым торсом и снимает штаны. – Кому какое дело, если мы проигрываем на тренировке?

– Дело не в тренировке, – огрызается Хантер. – Дело в том, что мы – отстой.

Холлис склоняет голову.

– Ты трахался прошлой ночью, ведь так?

Темноволосый первокурсник хмурится.

– А это тут при чем?

– При том. Мы опозорились в этой игре, нам надрали задницу, но телочки все еще выстраиваются в очередь, чтоб пососать твою шишку. Неважно, выигрываем мы или проигрываем: мы по-прежнему хоккеисты и рулим этой школой, приятель.

– Слова человека без амбиций, – говорит Гаррет, скривив губы.

Холлис пожимает плечами.

– Слушай, не все тут нацелены стать профи, как ты. Некоторые счастливы делать это просто ради телок.

Тяжелый вздох раздается с другого конца длинной скамейки, стоящей перед нашими шкафчиками. Колин «Фитци» Фитцджеральд, огромный юниор с растрепанными волосами и татушками числом больше, чем у байкера, подходит и дает Холлису поджопник.