– А ты как думаешь?

– Ты… Ну, я не знаю. Ты его оставишь?

Марабелль забрала у меня тест и бросила в урну, а потом стала мыть руки.

– Это же ребенок. А я его мама. Что ты еще предлагаешь, кроме как родить его?

– Но ты ведь не обязана его оставлять, – вылетело у меня. Я не могла этого не сказать. В конце концов, Марабелль было пятнадцать, и она носила розовую пластиковую бижутерию, ради всего святого. Ну какая из нее мать?

Марабелль обернулась, стряхивая воду с рук, и посмотрела мне прямо в глаза. Я была выше – ей пришлось поднять голову.

– Я скорее от тебя избавлюсь, – бросила она и вышла из туалета.

Ни до, ни после этого я не видела Марабелль такой уверенной. Она просто знала, что делать, и ни на секунду не сомневалась в своем выборе. Не думаю, что когда-либо буду хоть в чем-то настолько уверена.

Теперь она стояла рядом со мной у вендингового аппарата с соками и со слегка озабоченным видом смотрела то на кнопку «манго-папайя», то на кнопку «клубника-киви». Я засунула доллар в купюроприемник.

– Выбирай.

Она погладила живот, а потом нажала на «манго-папайю».

– Почему ты еще в школе? Уроки же закончились, – спросила Марабелль, пока мы шли по коридору, зажав пачки сока в руках.

– У меня была встреча с миссис Уэнтворт.

– Со школьным психологом?

– Ага.

– Она в свое время дала мне буклеты о специализированных школах. И мило со мной поболтала. Не то что мама.

– Но ты не собираешься переводиться?

– Из ребеночка не выйдет нормального человека, если он не вырастет в обычном обществе.

Я слегка улыбнулась.

– А ты почему еще здесь? – спросила я. Мы уже заворачивали за угол, приближаясь к холлу.

– У меня нет прав, – ответила Марабелль. – Нас подвозят.

– Хочешь со мной поехать? – На этой неделе моя машина работала исправно и стояла на парковке рядом с автомобилем Кэса.

– Нет, я не против подождать.

Я толкнула дверь и вышла навстречу сентябрьскому солнцу. С минуты на минуту должна закончиться первая тренировка Фостера. И действительно: вот он вприпрыжку выходит из-за корпуса средней школы с огромной спортивной сумкой на плече. Папа накануне накупил целую кучу всего в спортивном магазине.

Когда Фостер заметил меня, он помахал рукой и ускорил темп. Марабелль тоже вышла на крыльцо и начала спускаться вслед за мной.

– Я бил по мячу, Дев! – воскликнул Фостер, задыхаясь. – И бил, и бегал, и мяч ловил… – Я никогда не видела его таким румяным и счастливым. – А это кто?

– Это Марабелль. Э-э, Марабелль, это мой двоюродный брат Фостер.

Марабелль слабо улыбнулась Фостеру. А тот прекратил улыбаться, как только увидел ее живот.

– Нам пора, – сказала я. – Увидимся, Марабелль.

– Ага. – Она помахала нам и присела на ступеньку.

Я направилась в сторону парковки, но Фостер не двигался с места.

– Ты просто будешь тут сидеть? – спросил он.

– Нет. – Марабелль потрясла «манго-папайей». – Буду еще сок пить.

– Совсем одна? – заволновался Фостер.

Она легонько похлопала по животу:

– Я не бываю одна.

Фостер беспомощно посмотрел на меня. Я откашлялась.

– Ты точно с нами не поедешь, Марабелль? – спросила я.

– Нет, все нормально.

Я без колебаний приняла этот ответ: во-первых, Марабелль выглядела вполне довольной жизнью, а во-вторых, как по мне, она просто не способна врать. Но Фостер все равно казался обеспокоенным.

– Пойдем. – Я потянула его за лямку спортивной сумки. – Нам пора.

– Пока.

Фостер споткнулся, потому что продолжал смотреть на Марабелль. Заговорил он только тогда, когда мы подошли к машине.

– Как так вышло, что у нее ребенок?

– У нее еще нет ребенка.

– Ну то есть как так вышло, что она забеременела?

– Мне-то откуда знать? Есть много способов.

– Думаешь, она этого хотела?

– Фостер, ни одна школьница не хочет забеременеть.

Фостер вытянул шею и обернулся на школьное крыльцо, пока мы поворачивали за угол.

– А где отец?

– Что-что?

– Отец ребенка.

Марабелль никогда о нем не говорила, а спросить мне духу не хватало.

– Я не знаю.

– А парень у нее есть?

Я ее ни разу ни с кем не видела. Если не считать ребеночка.

– Не думаю.

– Она симпатичная, – сказал он после короткой паузы.

Я покосилась на него. Она и правда симпатичная, но это было последнее, что я ожидала услышать от Фостера.

– Точно.

Фостер не ответил.

На следующее утро я проснулась от привычного грохота на кухне. Сложно сказать, шумел ли Фостер потому, что не особо думал о других, или потому, что как раз старался не издавать ни звука и оттого становился еще более неуклюжим. Не думаю, что он сознательно пытался нам насолить, – он просто привык делать что хотел. Например, есть кожуру запеченного картофеля. Никто никогда не говорил ему, что так делать не нужно.

Я перевернулась на другой бок, уставилась в щель между шторой и стеной и принялась слушать собственное дыхание. Я определенно проснулась, но не хотела этого признавать, пока не услышала, что кто-то хлопнул входной дверью – а это особый звук. Именно из-за этого узнаваемого щелчка я и вскочила с кровати.

Я накинула на плечи одеяло. Во рту было вязко – обычное ощущение по утрам, когда едва встал и еще не произнес ни слова. Я вышла на залитое утренним светом крыльцо и увидела Фостера в школьной спортивной форме. Он наворачивал круги по лужайке перед домом.

– Ты что делаешь?

Фостер не сбился. Повернувшись и поскакав в противоположную сторону, он ответил:

– Скоро Эзра будет мимо пробегать. Я и размяться хочу, и встретить его.

– Откуда ты знаешь, что он побежит мимо?

– Он каждое утро пробегает мимо нашего дома в пятнадцать минут седьмого.

– Неправда. – Это было по-детски. Но мне сложно было поверить в то, что кто-то в нашем возрасте по доброй воле встает так же рано, как Фостер.

– Правда. Я его вижу каждое утро. И он сказал, что если я не буду спать, – Фостер развернулся и ринулся обратно, – то могу с ним вместе побегать.

– Вместе? – Я присела на крыльцо и плотнее завернулась в одеяло.