— Если тревога случится ночью — немедленно на аэродром! — таков был приказ командира полка.

Но 3 и 4 июля тревогу так и не объявили. Промаявшись двое суток почти без сна, в ночь на 5 июля большинство летчиков заснуло как убитые. Ранним утром в окно хаты, где спали Кожедуб с товарищами, постучал посыльный:

— Боевая тревога!

«Вот оно — началось!» — мелькало в сознании у Кожедуба, когда он бежал к аэродрому, прислушиваясь к грозному далекому гулу.

Когда полк был построен, командир обратился к личному составу:

— Немцы перешли в наступление на нашем направлении. Боевые задачи полку пока не поставлены. Мы должны быть в повышенной боевой готовности. Установлена очередность дежурства в самолетах. Ждите команды на вылет.

Весь день 5 июля 240-й истребительный авиационный полк находился в резерве. Кожедуб почти безвылазно сидел в кабине самолета. Не было аппетита, разболелась голова, что бывало с ним очень редко.

Вечером командир полка майор С.И. Подорожный вновь собрал летчиков:

— Противник стремится захватить господство в воздухе. Летчики нашей 2-й воздушной армии ведут ожесточенные бои. Сбиты десятки вражеских самолетов. Перед полком поставлена задача — прикрыть войска на Обоянском направлении. Немедленно снять бомбодержатели. С рассветом быть готовыми к выполнению задачи. Успех будет зависеть от слаженной и четкой работы всего полка.

Свой первый вылет в ходе Курской битвы и первого сбитого противника Иван Никитович запомнил хорошо:

«6 июля мы чуть свет уже в кабинах самолетов. Готовы к немедленному вылету. Не отрываясь, смотрю в сторону КП. Вот взвились три зеленые ракеты — это сигнал на вылет нашей третьей эскадрильи.

Мы в воздухе. Принимаем боевой порядок. Нас ведет Семенов.

Гул стоит в наушниках шлемофона. Иногда раздаются чьи-то отрывистые команды:

— Атакую! Прикрой!

— Внимание, слева «мессер»! С земли доносится:

— Соколы, атакуйте! Бейте их, бейте!

Набираем высоту. Издали видна линия фронта, пожары. Горят деревни и села. Горит наша и вражеская техника.

Район изучен мною отлично. Узнаю населенные пункты Яковлевку, Завидовку, Покровку…

…Мы у линии фронта. Под нами — море огня. Дым поднимается на большую высоту: в кабине чувствуется запах гари.

Нас обстреливает зенитная артиллерия. То тут, то там появились вспышки. Враг старается расстроить наш боевой порядок — так его истребителям будет легче нас атаковать.

С земли раздается спокойный голос генерала Подгорного:

— Приближается большая группа пикирующих бомбардировщиков. Увеличить скорость. Встретить врага до линии фронта!

И на подхвате голос Семенова:

— Впереди нас более двадцати пикирующих бомбардировщиков. Атакуем!

…Стараюсь действовать точно и стремительно — как командир. Его самого я потерял из вида. Зато слышу голос:

— Бей их, гадов!

Под огнем противника снова веду самолет в атаку. Захожу "юнкерсу" в хвост. Сближаюсь. Ловлю в прицел.

По-моему, дистанция подходящая. Нажимаю на гашетки. Пушки заработали. А "юнкерс" не падает. Снова стреляю. Немецкий бомбардировщик начал маневрировать.

Забываю обо всем, что творится вокруг. Вижу лишь "юнкерс" и продолжаю стрелять. Решил так: "Не собью, буду таранить. Как Вано Габуния".

— Бей, батя, прикрываю! — раздается уверенный голос моего побратима, Василия Мухина.

Почти вплотную сближаюсь с противником. "Юнкерс" по-прежнему маневрирует. Нет, теперь не уйдешь! Еще длинная очередь. Самолет вспыхнул и упал в районе западнее Завидовки.

— Вот тебе, фриц, за Игнатия Солдатенко!

Взмываю в сторону вверх по примеру командира. Не утерпел и по радио крикнул:

— Вася, одного кокнул!»[7].

Так описал Кожедуб свою первую победу, одержанную в 32-м боевом вылете. Можно сказать, что успех к нему пришел с опозданием — ведь большинство асов одержали свои первые победы в годы войны в пятом — двадцатом вылетах. Было немало блестящих летчиков, которые одерживали победу, а случалось и не одну, в первом же боевом вылете.

Победа считалась подтвержденной, когда к документам полка прилагался специальный акт о сбитии. Вот акт о первой победе Кожедуба:

«Акт. 7 июля 1943 года, аэродром Чернянка.

Мы, нижеподписавшиеся, старший лейтенант Семенов, младший лейтенант Мухин и младший лейтенант Брызгалов подтверждаем, что 6.7.43 г. при выполнении боевого задания по прикрытию наземных войск в районе Покровки от нападения авиации противника, в результате воздушного боя у пункта Шопино мл. лейтенант Кожедуб сбил один Ю-87 — самолет упал в районе западнее Завидовки.

В чем и подписуемся: ст. лейтенант Семенов, п/п младший лейтенант Мухин, п/п младший лейтенант Брызгалов.

Верно: ст. серж. В. Кузнецов»[8].

Аналогичны этому первому акту и все остальные подтверждения побед Кожедуба, меняются лишь места одержанных побед, типы сбитых самолетов, фамилии свидетелей боя. Порой, особенно по итогам вылетов на свободную охоту, свидетелем выступал только один человек. В преддверии Курской битвы и до конца войны излишние строгости для предъявляемых подтверждений были отменены.

7 июля в воздухе был легко, но болезненно ранен комэск Ф. Семенов. Кожедубу сразу пришлось заменить командира в боевых вылетах. Он стал водить эскадрилью на задания, и оказанное доверие укрепило веру Кожедуба в собственные силы. Постепенно его пилотаж становился резким и стремительным, тактические замыслы — дерзкими и неожиданными. Он научился определять в бою свое место, знал, с какой дистанции и как атаковать, как использовать облачность и солнце, умел уйти от зашедшего в хвост преследователя.

Надо заметить, что в ходе Курской битвы аэродром их полка был достаточно, на 80 километров, удален от линии фронта, что затрудняло неожиданные налеты на неприятельские аэродромы. В то же время это позволяло летчикам сохранить силы — не было тяжелой работы от рассвета и до заката, когда приходится совершать до семи боевых вылетов в день[9].

По свидетельству многих летчиков, боевая жизнь на Курской дуге отличалась невиданной напряженностью. Вот что вспоминает В.В. Архипенко: