Вот и я предпочитал помалкивать, уходить в тень, пока на меня не оказали давление. Если же теперь я, принадлежа, подобно Шёну, к числу переживших катастрофу, начинаю испытывать к нему определенное сочувствие, то, пожалуй, прежде всего потому, что могу воспользоваться плодами его одержимости. У него собраны все данные: количество кают, запасы провианта, размеры солнечной палубы в квадратных метрах, количество спасательных баркасов по штатному расписанию и фактическое отсутствие некоторых из них на момент катастрофы, и, наконец, он приводит уточненное число погибших и выживших, растущее с каждым новым тиражом. Его скрупулезность долгое время оставалась не вознагражденной вниманием, однако теперь Хайнца Шёна, который всего на год старше матери и которого я даже мог бы представить в свое оправдание моим отцом, все чаще цитируют в Интернете.

Там недавно развернулись дискуссии вокруг голливудского блокбастера под названием «Титаник», который подавался как история величайшей морской катастрофы всех времен и народов. Хайнц Шён опроверг подобную чепуху рядом конкретных цифр. Разумеется, это вызвало определенный резонанс, в результате чего «Вильгельм Густлофф» поднял в киберпространстве виртуальную волну, что не замедлило отразиться на исполненных ненависти пропагандистских сайтах правых экстремистов. Там началась очередная травля евреев. «Отомстим за Вильгельма Густлоффа!» — требовали правые экстремисты, словно убийство в Давосе произошло не далее чем вчера. Особенно громкие голоса — сайт Цюнделя — раздавались из Америки и Канады, но и немецкая Сеть запестрела юдофобскими серверами, вроде «Национальное сопротивление» или «Thulenet»[13].

Среди первых в их числе оказался и сервер www.blutzeuge.de, не отличавшийся, впрочем, особым экстремизмом. Он опубликовал историю корабля, ставшего легендой не потому, что тот затонул, а потому, что его гибель замалчивали, зато теперь эта легенда привлекала к себе интерес многих тысяч пользователей Интернета. Мой боец-одиночка, который успел обзавестись личным идейным и по-спортивному злым противником, с детской наивной гордостью поведал миру через Сеть о том, как «Вильгельм Густлофф» оказал помощь англичанам, потерпевшим кораблекрушение. Он цитировал статьи из британских газет с похвалой в адрес немецких спасателей с таким энтузиазмом, словно на газетах еще не просохла типографская краска и будто речь шла о свежайшей новости. Он поинтересовался у своего идейного противника, дошло ли известие о героизме немецких спасателей до еврея-убийцы Франкфуртера, отбывающего свой срок в тюрьме Кура. Давид ответил: «Арестанты сидят там целыми днями за ткацкими станками, им некогда читать газеты».

Вероятно, в свою очередь для Давида был бы интересен вопрос, мог ли знать курсирующий в прибрежных водах Балтики офицер-подводник по фамилии Маринеско о спасении экипажа с углевоза «Pegaway» командой «Вильгельма Густлоффа», поскольку таким образом капитан, может быть, впервые услышал название корабля, которому суждено было стать целью для позднейшей атаки. Однако такой вопрос не был задан. Зато Вильгельм восторженно поведал о том, как несколько позже лайнер был использован у британских берегов в качестве «плавучего избирательного участка», причем эмоциональный накал репортажа поднялся опять-таки до столь высокого градуса, будто этот успешный пропагандистский трюк был изобретен прямо сейчас, а не почти шестьдесят лет тому назад.

Имелся в виду референдум по вопросу о фактически уже совершенном присоединении Австрии к великому германскому Рейху. Немцам и австрийцам, проживавшим в Англии, предоставили тем самым возможность принять участие в референдуме. Лайнер брал избирателей на борт в Тилбери, а голосование проводилось за пределами трехмильной зоны. После этого между Вильгельмом и Давидом вновь разгорелся спор. Они обменивались выпадами, как в настольном теннисе: обсуждался ход голосования. Вильгельм настаивал, что все условия для тайного волеизъявления были обеспечены установкой специальных кабинок; Давид ехидно указывал на то обстоятельство, что из примерно двух тысяч голосовавших всего четыре человека высказались против присоединения Австрии: «Неужели не известно, как достигаются подобные 99,9 %!» Вильгельм, ссылаясь на заметку из «Дейли телеграф» от 12 апреля 1938 года, возражал: «Никакого давления не оказывалось! Это, мой дорогой Давид, подтверждают британцы, которые не упускают ни малейшего случая расчехвостить нас, немцев…»

Меня забавляла их бессмысленная перепалка. Но насторожила одна из реплик Вильгельма. Ведь я уже слышал это! Парируя язвительные замечания Давида, Вильгельм не удержался от следующего заявления: «Твои хваленые демократические выборы служат исключительно интересам плутократов и всемирного еврейства. Все это — сплошное надувательство!»

Совсем недавно нечто подобное прозвучало из уст моего сына. Мы увиделись с Конни по случаю моего очередного визита, в разговоре я по-отцовски снисходительно упомянул о своей последней статье, посвященной предстоящим выборам в ландтаг федеральной земли Шлезвиг-Гольштейн, а в ответ услышал: «Все это — сплошное надувательство. На Уолл-стрит или у нас — везде хозяйничают плутократы, всем правят деньги!»

Вслед за первым плаванием на Мадейру, когда умер капитан Люббе и от Лисабона до конца маршрута временное командование принял на себя капитан Петерсен, начались летние круизы к норвежским берегам, теперь уже с капитаном Бертрамом. Всего таких круизов было одиннадцать, каждый длился пять дней; они пользовались особой популярностью, и поэтому все места на них были немедленно раскуплены. На следующий год эти круизы также вошли в программу СЧР. В одном из плаваний к фьордам — кажется, предпоследнем, пришедшемся на середину августа, — и приняли участие родители матери.

Вообще-то руководство окружной партийной организации Лангфура отобрало для норвежского круиза кандидатуру хозяина столярной мастерской Либенау с супругой, поскольку мастеру принадлежал пес по кличке Харрас, который в свое время был отправлен на случку в полицейский питомник служебного собаководства, а Принц, щенок из получившегося выводка, был подарен окружной партийной организацией Вождю и стал его любимой собакой, о чем неоднократно писала местная газета «Данцигер форпостен». Я слыхивал эту легенду от матери с детских лет, всю родословную этого пса, которая заняла бы целый роман. Каждый раз, когда заходила речь о собаке, начинался и рассказ о девочке Тулле. Например, мать вспоминала, что после смерти ее брата Конрада, который утонул, купаясь в море, она на целую неделю залезла в собачью конуру. За это время не сказала никому ни единого слова. «Даже ела из собачьей миски. Требуху! Чем обычно кормят собак. Такая уж была неделя, когда я ни словечка сказать не могла, так горевала по нашему Конраду. Он ведь глухонемым уродился…»

Но когда хозяину пса, мастеру Либенау, сын которого, Харри, доводился матери кузеном, поступило предложение принять участие в популярном норвежском круизе на лайнере СЧР, он, выразив сожаление, отказался со ссылкой на большую загрузку в мастерской: неподалеку от аэродрома спешно строились бараки. Он предложил окружному партийному руководству замену — своего прилежного помощника, надежного партийца Августа Покрифке с супругой Эрной. Оплату каюты, льготного проезда до Гамбурга и обратно брала на себя производственная касса столярной мастерской.