— Да, — подтвердила переводчица.

— Ранние сценические костюмы Аллы Пугачевой, — констатировала дама, внимательно рассматривая наряд Ники, — такой же балахон, очень интересная задумка. И этот глубокий синий цвет, и анютины глазки по краю, и двойные шифоновые брюки… Я возьму у вас телефончик этого модельера. — Супруга магната величественно поднялась из-за стола.

— Спокойной ночи, — пробормотал кондитерский магнат, обращаясь скорее ко всему банкетному залу.

— Наконец-то! — воскликнул Бернард, едва супружеская пара отошла на приличное расстояние. — До чего же противная женщина! Что она там наговорила тебе о твоем костюме? Ведь это модель Игоря Чертова, я правильно разбираюсь в моде?

— Бернард, миленький, что бы я без тебя делала! — благодарно улыбнулась Ника.

В этот момент затренькал мобильный телефон Бернарда.

— Жена, — пояснил он, — волнуется… Да, дорогая, скоро буду! — Он захлопнул крышку и слегка виновато улыбнулся Нике: — У жены сегодня день рождения.

— Что же ты сидишь?! — возмущенно воскликнула Вероника. — Иди домой! Немедленно!

— Я еще посижу…

— Если ты так поступаешь из вежливости, то напрасно. Работа закончена, мы прекрасно поужинали, и теперь мне хочется прогуляться по городу.

В это время в другом конце банкетного зала круглый немецкий господин подошел к Светлане с просьбой перевести российским коллегам его взгляды на проблему экологии в России. Круглым у него было все: оправа очков, голова, глаза, туловище, большие блестящие пуговицы. Вскоре тема была исчерпана, господин вежливо откланялся и встал из-за стола. Вслед за ним, облегченно вздохнув, поднялись и российские гости. Лана осталась за столиком одна.

— Скучаете? — раздался знакомый голос, и у нее закололо в подушечках пальцев.

— Нет, вспоминаю ваш доклад на конференции.

— Вы позволите? — Министр экологии отодвинул стул и присел рядом с Ланой.

' — Так что же мой доклад? — Соколов долил в стакан Ланы минеральной воды.

— Очень емкий, яркий, эмоциональный. Но вы говорили очень быстро, и иногда переводчики не успевали за вами, а это значит, что часть информации при переводе терялась.

— А кроме впечатлений о моих ораторских данных, больше ничего?

— Почему же? — удивилась Светлана. — Само содержание доклада весьма логично и даже познавательно.

«Но, честно говоря, ночью хотелось бы поболтать о чем-нибудь другом», — подумала она, тем не менее тему разговора поддержала.

— Где-то я прочитала, что одна поездка в лондонском метро может быть приравнена по степени нанесенного легким ущерба к двум выкуренным сигаретам, — продолжила она вслух.

— А в Милане растет число бронхиальных заболеваний, люди стараются обзавестись домом подальше от города, — мгновенно отозвался Соколов.

Они помолчали.

— Продолжим обсуждение экологических проблем? — Светлана смотрела Соколову прямо в глаза. То, что Лана увидела в них, показалось странным. В этих по-русски продолговатых сине-зеленых глазах стыла грусть, но странность заключалась не в грусти, а в том, что сам он в это время улыбался. Несоответствие между выражением лица и глаз свидетельствовало о том, что этот человек таил в себе какой-то секрет, тщательно скрываемый от окружающих. Андрей Александрович подмигнул:

— Лично я не стал бы развивать эту тему дальше.

— Тогда что?

— Пойдемте танцевать.

Время уже приближалось к полуночи, джаз-банд объявил последнюю композицию.

— Ну вот, — когда музыка закончилась, разочарованно протянул Соколов, отпуская Лану, — не успели. Что же мы будем делать?

— Наверное, пора идти спать? — предположила Лана.

— Вы что? — изумился Андрей Александрович. — Быть в таком чудесном городе и отправляться в скучный гостиничный номер?

— Ваши предложения? — осведомилась Лана улыбаясь.

— Вперед! Конечно же, только вперед!

Они вышли из банкетного зала и спустились на первый этаж. В кафе, этажом выше, стройный хор голосов выводил: «Ой, цветет калина в поле у ручья…» Немецкий пианист ловко подобрал мелодию и помогал собравшимся русским участникам конференции достойно исполнить песню. Губернаторы, мэры русских городов, предприниматели, банкиры, представители общественных организаций сдвинули ажурные столики кафе, окружили рояль полукругом и с упоением отдавались хоровому пению. Между ними сновали слегка перепуганные официанты с подносами, уставленными маленькими стопочками водки.

— Здесь, как вы видите, все в порядке, все поют и радуются жизни, никто не собирается идти в номер.

— Мы тоже будем петь? — с некоторым сомнением спросила Лана.

— Думаю, что нет. Компания здесь уже сложилась, спелась, мы можем не вписаться. Вижу вашего шефа рядом с замминистра по строительству, он тоже поет.

Песня о калине уже отзвучала, и кто-то из губернаторов напевал пианисту новый мотив.

После того как Лана ушла от Ковалева, они не виделись больше года. Лана, живя у стареньких родителей, продолжала работать в той же самой фирме, а по вечерам ходила в тренажерный зал. Через общих знакомых, которых, впрочем, становилось все меньше, до нее доходили слухи, что Ковалев говорит о ней разные мерзости.

Через год ей удалось оформить развод, тогда же она узнала, что Валера наконец защитил диссертацию по древненемецким наречиям и преподает в университете. «Я тебе еще докажу!» — это была последняя фраза, которую она услышала от Валеры сразу после развода.

«Теперь ты свободная женщина, — уговаривали ее подруги, — считай, что жизнь только начинается!» Чувства свободы у Ланы почему-то не возникало — наоборот, время от времени на нее нападала беспричинная тревога, которую она определяла емким словом МАЕТА. Вскоре маета стала постоянной. Ее перестала увлекать работа: переговоры в «Роснефти» и «Газпроме» по продаже нефтегазового оборудования, поездки с немецкими специалистами по дальним сибирским месторождениям, подготовка текстов контрактов, улаживание рекламаций, составление спецификаций вызывали стойкое отвращение, хотелось все бросить прямо посреди рабочего дня и уйти куда глаза глядят.

«Что же, — решила про себя Светлана, — такая работа действительно не подходит для женщины. И если причина этой МАЕТЫ работа, значит, пора ее менять». И она перешла в крупное рекламное агентство. Беспричинная тревога отступила, работа оказалась неожиданно интересной. У нее обнаружился природный литературный дар. Она играючи составляла рекламные тексты, писала статьи, работала с клиентами, проводила презентации. Но МАЕТА стояла рядом, и Светлана не знала, чем ее заглушить. Тогда она стала заводить романы, ездить в разные компании и петь под гитару песни Визбора и Окуджавы. В компаниях восхищались обаянием и энергичностью стройной блондинки, охотно приглашали на свои «суаре». А знакомое тревожное чувство вновь растекалось по всему телу… Вновь к сердцу подступала МАЕТА, и Лана в очередной раз круто изменила свою жизнь. Ушла с прежней работы, бросила молодого беззаботного бойфренда и порвала со старой компанией.