Он стянул куртку. Бросил ее в окно. Она с глухим стуком упала на что-то. Туда же последовала и сумка. Кряхтя и проклиная себя, что мало занимался спортом И давно не сидел на диетах, Гурвич приподнялся на унитазе, втиснулся в окно. Выдохнул. Рванулся.

Выпал, больно ударившись коленом и рукой. Грохот, который он поднял, как показалось, прозвучал весенним громом. Программист оказался на жестяной крыше, гулко отзывавшейся на каждое его движение.

Он быстро натянул куртку, прихватил сумку и осторожно, стараясь поменьше грохотать башмаками, двинул вперед.

Внизу, метрах в трех, был заваленный металлоломом дворик. Справа тянулся серебристый пенал ангара. Внутри его ухало и лязгало. Скорее всего, там ремонтировали вагоны…

Гурвич сбросил вниз сумку. Хотел тоже легко, в стиле героев боевиков, спрыгнуть вниз, на асфальт, щедро измазанный грязью и смоченный лужами. Но, реально оценив свою физическую форму, решил, что ногу точно сломает. Поэтому сполз на брюхе к краю крыши. Вцепился в нее пальцами. Перевалился. И начал разгибать руки. Ноги болтались в воздухе…

Вытянув руки, разжал пальцы. Земля больно ударила по подошвам. Гурвич упал на землю, испачкав брюки и куртку в грязи. Приподнялся. Ощупал ногу. В порядке.

Он подобрал сумку. Направился к заборчику. Перевалился через него с трудом.

Теперь перед ним расстилался небольшой пустырь. Дальше шли участки. Огороды. Гурвич огляделся. Ничего подозрительного…

Он вздохнул и потопал прямо по грязи. Асфальтовый путь ему заказан.

Когда ботинки его отяжелели от прилипшей грязи, а сам он стал похож на чучело, удалось выбраться на шоссе. Огляделся. Решил, что достаточно удалился от станции. Преследователи, наверное, переполошились. Начнут его искать. Так что надо уматывать отсюда как можно дальше.

Он отряхнулся, соскреб грязь с куртки и брюк, отбил ее с ботинок. И поднял руку, призывая остановиться грозно урчащий «КамАЗ». Машина притормозила.

— Тебе куда? — спросил шофер.

— Куда подальше…

Водитель с подозрением посмотрел на него. Потом бросил:

— Ты мне все сиденья замызгаешь.

— Пятьсот рублей. Хватит?

Водитель прикинул что-то про себя. Кивнул:

— Залазь…

«КамАЗ», зарычав, рванул вперед.

— От кого бежишь? — спросил водитель.

— От себя…

— А, интеллигент. Весной у вас бывает… Метания души, — водитель довольно хмыкнул.

— Да в гости зашел. И не вовремя.

— Муж, — водитель хохотнул. Потом сообщил: — Я до Стрельничего еду…

— Там автобусная станция есть?

— Имеется.

— Годится…

Гурвич вытащил мобильник. Отстучал номер. Зона приема была слабая, эфир шуршал и трещал…

— Але, — послышался голос Санина.

— Это Леха. Палыч, уматывай куда глаза глядят,

— Алешенька, это ты?

— Я. Уматывай, говорю.

— Что?

Шуршание забило голос. Потом молчание. Зона приема накрылась. А потом мобильник замигал. Дисплей потух. Все, электричество кончилось. Батарейки сели. Вот невезуха! Черт, понял ли что-нибудь Санин? Надо надеяться на лучшее.

— Хорошая хоть девка? — поинтересовался водитель.

— Да так себе.

— Тогда не стоило и стараться.

— Думаешь?.. Наверное, все-таки стоило…

Рамазан Актов был обучен азам оперативной работы. И место встречи он выбрал пустынное, так, чтобы просматривалось все вокруг, — незамеченным не подберешься. Хотя подлости от депутата и не ждал, но подстраховаться никогда не мешает.

Если бы он встречался в многолюдном центре, то прибавил бы оперативникам забот. А тут его сумели засветить еще на подходе. Невзрачный «жигуленок», за рулем которого сидел скромно одетый мужчина, не слишком похожий на кавказца, свернул от жилмассива в сторону ветки железной дороги. Срисовали и машину прикрытия с двумя бойцами в салоне — кавказцем и славянином.

— Третий, Первый — принимаете объект-2, — произнес в микрофон Глеб, руководивший операцией из ставшего уже для него домом родным штабного микроавтобуса. — Четвертый, Шестой, Седьмой — объект-1…

Послышались отчеты о готовности.

— Внимание… Начали…

«Газель», мирно стоящая на обочине, рванула вперед и подрезала неторопливо движущийся «жигуль». Послышался грохот — легковушка двинула бампером фургон и замерла. Через окно «Газели» устремился пущенный из спецкарабина светошумовой заряд, пробил лобовое стекло и рванул в салоне, на несколько мгновений оглушая и ослепляя Аюпова, лишая его возможности дотянуться до «лимонки» и унести с собой на тот свет несколько неверных.

На ходу из «Газели» выпрыгнули бойцы. Оперативник, обладающий комплекцией пещерного медведя, легко выдернул оглоушенного Рамазана Аюпова прямо через выбитое лобовое стекло «жигуленка», встряхнул, как шкуру, и бросил в ласковые руки своих товарищей. У террориста хрустнули суставы, когда локти завели чуть ли не до затылка. Пленный что-то замычал, получил удар кулаком по затылку и отключился. Его бросили на пол «Газели». Дверь с грохотом закрылась.

— Наконец встретились, — зловеще улыбнулся Атаман. У него были давние счеты с Рамазаном.

С машиной прикрытия тоже все прошло как по писаному. Тяжелый, как танк, джип протаранил «Ауди» в бок, вынес ее на обочину.

Один боевик так и остался в салоне, потеряв сознание. Водитель выпрыгнул, когда машина еще двигалась, бросился, было, наутек. Вовремя огляделся. Увидел стволы и понял, что его сейчас завалят. Замер, продемонстрировал пустые руки:

— Не стреляй!

Получив сообщения от групп захвата, Глеб выдал в эфир:

— Отработано. Молодцы. Отход. Зачистка…

Если кто из москвичей и наблюдал произошедшее, то наверняка ничего не успел понять. Пленных упаковали в машины. В точке переброски кинули в фургон для перевозки мяса.

Через полчаса Рамазан Актов был на базе.

Десять минут на разговор. Сначала поломал, как положено, дурака — не понимаю, почему задержали честного гражданина России, имеющего так похожий на настоящий паспорт. Какой Аюпов? Правая рука кого? Колченогого Муртазалиева? Не знаю такого. И газет не читаю.

Еще несколько минут на попытки хитрить, предложение сотрудничества. Глеб не стал вдаваться в дискуссии. Он передал Рамазана Аюпова в лапы Доктора.

Сам Аюпов уже давно записал себя в покойники. Да, он надеялся выжить и после этой акции, песни всей его жизни, но слишком сильно на это не рассчитывал. Что такое его жизнь телесная по сравнению с жизнью вечной, в райских садах, которая обещана воину ислама? Эти идеи были впаяны в самые глубины его существа, они составляли базу его личности. Он не ставил ни во что жизнь других людей, даже своих соратников, родственников. Готов был пожертвовать и своей жизнью. И ничто в мире не могло вынудить его отказаться от своей священной миссии.