Через два с половиной часа наше свидание заканчивается, и мы вдвоем стоим и ждем, пока парковщик пригонит нам машины. Хотя вечер оказался забавнее, чем я думала – твердая семерка, – никто из нас не упомянул «Барнс и ноубл».

– Ну? – говорит Пит, как будто читая мои мысли. – Это было последнее свидание?

– Похоже на то, – улыбаюсь я.

– Значит, не звонить тебе?

– А ты хочешь?

– Только если ты хочешь.

Я обдумываю его вопрос и говорю правду:

– Не знаю. Наверное…

– Нельзя ли более четкие указания? – смеется он.

– Ну… мне понравился вечер, и ты понравился, но мне не показалось, что между нами есть… искра.

Пит кивает.

– То есть ты едешь в Африку?

– Или в банк спермы, – парковщик кивает мне и вылезает из моей машины. Двигатель работает.

– Ну, удачи, – говорит Пит.

– Спасибо, – я протягиваю парковщику четыре бумажки по доллару и сажусь в машину.

Я чувствую, что Пит на меня смотрит, поэтому открываю окно и говорю:

– Кстати, у тебя очень красивая ямочка на подбородке.

Пит улыбается.

– Ее хватит для второго свидания? Пусть без искры?

– Сомневаюсь, но ты можешь попробовать, – перестраховываюсь я, хотя ни в чем не уверена.

Я машу ему на прощание и еду по Пичтри. Сразу же звоню Гейбу, не жду, пока доберусь до дома.

Он немедленно берет трубку.

– И как прошло?

– Семя одинокого материнства посеяно, – говорю я, – каламбур намеренный.

Втайне я радовалась тому, что после похорон Дэниела мне пришлось уехать в колледж, потому что в Атланте меня ждали бы горе и скорбь. Я звонила родителям так часто, как только могла себя заставить, потому что знала, как они обо мне беспокоятся: естественно, обычные родительские страхи стали гораздо сильнее. Я пыталась выбросить Дэниела из головы, занималась уроками и прослушиваниями, и вообще чем угодно, лишь бы отвлечься. К счастью, моя влюбленность в Нолана быстро прошла, сменившись куда более бурными чувствами к парню по имени Льюис Фишер.

Мы с Льюисом встретились на занятиях по дикции, а потом получили роли Митча и Бланш в «Трамвае «Желание». Он был родом из Бруклина, и меня очаровал его актерский талант, а еще странности характера и утонченность, свойственная жителям крупных городов. Однажды после репетиции мы задержались дольше всех и обнаружили, что у нас есть еще кое-что общее, гораздо более значительное, чем актерство. Мы оба потеряли самого близкого родственника. Я рассказала ему про Дэниела и аварию, а он про свою единственную сестренку Рути, которая бросилась под поезд метро за неделю до своего шестнадцатого дня рождения.

Мы проговорили полночи, безжалостно анализируя свои трагедии. В итоге пришли к выводу, что, хотя смерть Рути эмоционально напряженнее и тревожнее, потеря Дэниела в некотором роде менее справедлива, потому что он был такой счастливый и успешный. Льюис мучился чувством вины, потому что не спас сестру, а я – потому что выжила. Разговор о потерях не только стал большим облегчением для нас обоих, но и помог нам сблизиться. Связь между нами была очень сильной, и явно возникла какая-то химия. Мы вместе плакали, потом обнялись, потом поцеловались.

К премьере мы уже были парой. Даже театральный критик из «Дейли орандж», весьма скупой на похвалы, отметил нашу «осязаемую тягу друг к другу» как один из успехов пьесы, пожаловавшись, что между Стэнли и Стеллой ничего подобного не происходит. Чтобы отметить выход статьи, мы занялись любовью. Это был мой первый раз, и Льюис пожалел, что у него секс уже был раньше.

Мы стали неразлучны. Избегали вечеринок и баров, предпочитая проводить время наедине или с небольшим кругом друзей-актеров. Мы выбирали одни и те же предметы, пробовались в одни и те же пьесы и каждую ночь проводили вместе, в его постели или в моей. Мы были слишком молоды, чтобы думать о браке, и вообще, нас не вдохновлял традиционный жизненный путь, но мы говорили о будущем и о выпуске. Будем ли мы работать на телевидении, в театре или в кино, переедем ли в Нью-Йорк или в Лос-Анджелес. Может быть, один из нас смог бы стать звездой и разбогатеть, но мы к этому не стремились. Нам было важно заниматься любимым делом и быть вместе.

Я была почти счастлива, насколько это вообще было возможно, учитывая все произошедшее. Несколько месяцев все казалось мне очень простым – обычный эффект любви. А потом все стало сложным – когда любовь закончилась. Это началось осенью на последнем курсе, когда мы оба пробовались в «Как вам это понравится». Льюис получил роль Жака. Роскошная блондинка по имени Поппи – роль Розалинды. А мне досталась оскорбительная роль Одри, деревенской девчонки. Мы с Льюисом никогда не конкурировали друг с другом, но тут вдруг я почувствовала недоверие и обиду. И ревность – особенно к Поппи, которой он восхищался.

У меня началось расстройство пищевого поведения. Я стала ненавидеть себя и занялась самокопанием. Думала, стоит ли мне быть актрисой. Я была недостаточно красива, недостаточно талантлива и, очевидно, недостаточно толстокожа. Когда я поделилась сомнениями с родителями, они, кажется, обрадовались. Они сказали, что актерство – это интересный опыт, но они бы предпочли, чтобы я получила более практичную профессию. Мама сказала, что я всегда могу играть в театре в качестве хобби, а папа заикнулся про юридическую школу. Сам он был судебным адвокатом, и заметил, что юриспруденция – это тоже театр. Я на это не купилась, но записалась на курсы подготовки к тесту для поступающих в юридические колледжи и начала читать про разные варианты, убеждая себя, что полезно иметь запасной план.

Льюис, который всегда был несколько лицемерен, пришел в ужас и заявил, что я продаюсь. Я парировала, что ему легко говорить – его-то родители были богемными бруклинцами. То есть он мог следовать зову сердца, не разбивая родительские мечты. Наши отношения становились все более натянутыми, а секс, когда-то страстный, сделался механическим.

Во время рождественских каникул, сразу после первой годовщины смерти Дэниела, мои родители усадили нас с Джози в кухне и заявили, что они разъезжаются. Это такой эвфемизм для развода. Я знала, что у них не все гладко, что папа снова начал пить, но все равно этот второй удар, нанесенный нашей семье, меня подкосил. У меня больше не было старшего брата и тихой гавани родительского брака. Честно говоря, чувствовала я себя так, будто у меня вообще не было семьи.

Вскоре после возвращения в колледж Льюис официально бросил меня ради Поппи. Он признался, что они встречаются еще со дня благодарения, но он не стал разбивать мне сердце до двадцать второго декабря.

– Я знаю, как тяжело приходится во время первой годовщины.

– Ну спасибо, – сказала я, изо всех сил стараясь не заплакать, – очень мило с твоей стороны.