– Вам придается конная команда.

– Спасибо, – ответил сразу повеселевший Зотов.

– Господин подполковник, – сказал я, вставая, – в приказе говорилось о возможности подчинять себе различные части?

– Да.

– Тогда необходимо взять кубанцев. Их подготовка почти не отличается от нашей, и в грядущих боях нам будет проще взаимодействовать именно с ними. А батарея с пушками Барановского может быть использована непосредственно в боевых порядках.

– Я согласен с моим офицером, – произнес Михайлов. – Если есть возможность, то надо сформировать сильный отряд, который не зависит от выделенных ему сил. Такой отряд может действовать самостоятельно.

– Хорошо. Тогда начинаем.

– Это просто. Не надо идти на поклон к армейцам, не дадут. Но вот интенданты вполне смогут дать.

– И как ты этого добьешься? – В голосе Михайлова слышался скепсис. Понять его можно. Снабжать создаваемый отряд никто не возьмется, а малейшая нехватка боеприпасов и снаряжения поставит на нашей самостоятельности жирный крест.

– Очень просто. Наверняка они часть грузов продают, а списывают как утраченные в результате несчастных случаев. Мы под видом поиска шпионов, которые эти случаи и устраивают, находим учетные книги, и интенданты у нас в кармане.

– А ведь выйдет… Так, Овцын, остаешься здесь, Дроздов, за мной.

– Далеко собрались? – поприветствовал нас Зотов.

– Интендантов учить, как надо Родину любить, – брякнул я.

– Пойдемте. А то прапорщик половину перестреляет. И с кем работать тогда?

– А вот Александр Васильевич…

– Я знаю, что он говорил, – прервал меня подполковник. – Только вот он не всех вешал, а лишь в исключительных случаях. Понятно?

– Понятно. А сейчас случай разве не исключительный?

– Слушай, Дроздов, когда нужно будет вешать, тебе скажут, – прервал мои разглагольствования Михайлов.

Наш визит интендантам запомнился надолго. Правильно, ведь когда выносится парадная двухстворчатая дверь, это сразу выбивает из равновесия. А когда ввалившиеся типы целеустремленно поперли к кабинету начальника, стало просто страшно. Ведь жандармы, конечно, гадкие и противные, но они обязаны вести себя вежливо. А эти черт знает во что одеты, только по кепи и понимаешь, с кем дело имеешь, командир их хоть по форме одет. Так они и силу применяют.

На требование предоставить нам книги, естественно, отказали под благовидным предлогом. Но поручика было не остановить, всю свою ненависть за последние дни он выплеснул на них.

– Голубчик, поймите правильно…

Звук взводимого курка оборвал речь этого прохвоста.

– Что вы себе позволяете…

– Заткнись. – Это я с удовольствием говорю ему. – Ты что, не понял, кто к вам пришел?

– Книги. – От голоса Михайлова заметно похолодало. – Прапорщик, если не подчинятся, то…

– Понял, господин капитан, по законам военного времени. Давно пора.

– Так, господа, извольте прекратить этот балаган и удалиться.

«Ого, никак местный начальник нарисовался», – подумал я.

– Рапорт о вашем недостойном поведении я подам вашему начальству, – продолжает давить он.

– Подполковник, я думаю, что вам придется пройти с нами в пункт, где вы подробно расскажете, как такое количество грузов можно потерять, – отчеканил Зотов.

Перемещаюсь за спину подпола.

– Шаг влево, шаг вправо – попытка побега, стреляю без предупреждения. – Мой «вессон» смотрит ему прямо между лопаток.

– Ты. – Палец Зотова указывает на нашего спорщика. – Живо собрал книги и пошел вперед.

Посадив обоих в пролетку, нанятую нами, доставляем обоих к себе. Что же, первый раунд за нами.

Несомненно, наша поездка произвела фурор. Такого в той истории никогда не было. Добравшись, мы препроводили обоих интендантов в разные комнаты. Зотов занялся наглым начальником, молодому поручику, прибывшему вместе с полковником, достался спорщик.

– Не уходите, господин прапорщик, – остановил он меня. – Возможно, мне понадобится ваша помощь.

– Есть. Синицын, Иванов, ждать здесь.

Посадив его перед собой, поручик начал просматривать учетные книги. Взяв одну из них и быстро пролистав, положил ее обратно. Похоже, воровали все, кто только мог дотянуться до любых ценностей. Крымская кампания научила только одному: воруй, и тебе ничего за это не будет.

– Мне просто интересно, вы понимаете, что все это, – я указал на стопку книг, – нож в спину собственной армии.

– Да ты понимаешь, с кем связался?

– Я – да, но ты, похоже, не понял, что вашей неприкосновенности приходит конец?

– Да видели мы таких молодых, и где они? – В его глазах я увидел превосходство и презрение к нам.

– Запомни, сука, мы тоже не дети. И Казарского запомнили. Та б…дь поплатилась за его смерть. Что глазками засверкал, не нравится? Ничего, Нерчинск и Акатуй ждут вас.

– Не боишься, как я погляжу. – Теперь он не скрывал ненависти. – Думаешь, победил? Рано радуешься, сопляк.

– А ты, старый хрен, о защитниках думаешь? Зря. Его, – поручик кивнул на комнату, где были Зотов и подполковник, – возможно, и спасут, но тебя – нет, и ты это отлично знаешь, вот и злобишься. Так вот, у тебя теперь два пути. Первый. Даешь мне подписку о сотрудничестве и возвращаешься обратно к себе. Второй. Продолжаешь переть как бык, и тогда я тебя сажаю. Выбирай.

– Не много на себя берешь? – Похоже, интендант немного растерян. Он просто не ожидал от поручика такого. Что же, пока враг растерян, его надо дожимать.

– В самый раз. У тебя минута, если нет, Богом клянусь, посажу. Плевать на последствия для себя, но ты сядешь.

Он, видимо, не верил поручику, но, встретившись с моим взглядом, он замер. А я, глядя на него, вспоминал всех тех, кто в мое время точно так же вершил судьбы. Но здесь и сейчас я действительно мог восстановить справедливость. И поэтому он, увидев в моих глазах чистую ненависть, которая была направлена только на него, сломался.

– Твой псевдоним Ветров, – усмехнулся я.

Убедившись, что расписка о сотрудничестве написана правильно, я вышел из комнаты.

Мой второй визит к казначею был краток. Он беспрекословно выдал все деньги по ведомости.

Картинки из прошлого

Убийство повергло в шок местную богему. Досталось всем: и полицмейстеру, и исправнику. На нас прогрессивная общественность особенно постаралась отыграться. Нам припомнили все: и что было, и чего не было. Конкретно для нашей группы это вылилось в беготню по окрестным лесам в течение недели. Для маргинального элемента суета здорово сказалась на здоровье. Три мелкие бандочки мы зачистили, но, сообщив сотскому[8]старосте число голов, были подняты на смех. Мол, семнадцать человек – это чересчур. Бить морду ему не стали, а тихо удалились. Как говорится, хорошо смеется тот, кто первым стреляет. Четвертую шайку мы выслеживали уже из вредности, и, найдя, дождались ночи и тихо взяли в ножи.