будет спокойнее, если я буду знать, что в случае чего ты придешь на помощь.

Больше Плеймет ничего не успел сказать – его взгляд стал затуманиваться. Я же тем временем, наоборот, возвращался в сознание. Причем быстро.

Я приехал довольно рано, но, несмотря на это, несколько карет уже стояло перед зданием, выстроившись шеренгой. Возле каждой хлопотало нечто здоровенное, тупое и покрытое шрамами и вдобавок с целой коллекцией татуировок. Эти люди принялись с интересом рассматривать моих компаньонов и клетки с крысами.

– Собирай котят, Синдж.

Опьянение прошло, как не бывало.

– Ты хочешь взять их туда?

– Да, черт побери! Все будут от них в восторге.

Котята вели себя совершенно не по-кошачьи. Они не сопротивлялись. Они позволили себя поймать, засунуть в корзинку и обернуть сверху плащом – теоретически для того, чтобы не дать им выбраться. Только пару из них пришлось ловить и засовывать обратно по второму разу.

– Сколько здесь этих чудовищ? – спросил я у Синдж.

Я никак не мог определить точно. Торопливые подсчеты на протяжении дня давали цифру от четырех до девяти. Поскольку даже мертвый кот способен устроить бардак в двух местах одновременно, я подозревал, что истинное число все-таки ближе к четырем.

– Пять или шесть, – ответила Синдж. – Трудно сказать, они почти одинаковой окраски.

Ну да бог с ними. Во всяком случае, когда я вошел, бо́льшая часть была со мной.

Подходя к охранникам, проверявшим приглашения, я пытался понять, с чего я вдруг решил, что должен пойти, вооружившись корзинкой котят. Возможно, потому, что надеялся: никто не сможет сохранять воинственное настроение, если эта банда будет путаться у них под ногами.

– Слышь, чувак, – обратился ко мне охранник, – какого черта ты приволок с собой целую бадью кошек?

– Я подумал, вдруг кто-нибудь захочет взять себе одного. У меня их слишком много.

И, приветственно приподняв «бадью кошек», я вступил в двери Уайтфилд-холла.

12

Внутри, возле главного входа, за двумя столами, составленными буквой «Г», располагалась еще одна команда Белиндиных охранников. Умная девочка – она подобрала таких людей, которые не были ей ничем обязаны. Все это были наемники, и среди них был Плоскомордый Тарп. Я опознал также двух из троих его товарищей – Ориона Комстока и Джуна Николиста. У обоих была в целом такая же репутация, как у Тарпа: абсолютно нейтральная.

– Гаррет.

– Мистер Тарп.

Я знал его многие годы, но никогда не мог вспомнить его настоящего имени. Да и не важно, он все равно предпочитает прозвище Плоскомордый.

– Хочешь что-нибудь заявить?

– А?

– Оружие. Любое оружие. Если оно у тебя есть, ты должен о нем заявить. Тебе не надо его сдавать – хотя мы бы предпочли, чтобы ты это сделал. И тогда Джун выдаст тебе вот такой замечательный платочек. Когда будешь уходить, заберешь свои причиндалы обратно.

Джун показал мне ярко-зеленый головной платок. У него под рукой была целая груда; на лице зияла ухмылка, открывавшая зубы того же оттенка.

– Тогда все будут видеть, что ты чист, – пояснил Плоскомордый.

– Можешь выдать мне платок. Вот все, что у меня есть: корзина котят.

Весьма примечательных котят. Какие-то они все же были не такие. Любой другой выводок к этому времени уже организовал бы несколько попыток побега.

Плоскомордый покосился на котят и поднял глаза на меня:

– Ты это серьезно?

– Серьезнее брюшного тифа!

Пора было двигаться – мне еще предстояло найти способ впустить Мелонди Кадар внутрь здания.

– Ты что, не прихватил даже свою трость с набалдашником? – не верил Тарп.

– Не-а. Ничего, кроме собственной пары голых рук.

Плоскомордый вздохнул:

– Ты можешь об этом пожалеть.

– Я служил в Королевской морской пехоте.

– Ну, это было давно… На, бери. – Он вручил мне желтый платок, хотя я ожидал, что Джун даст мне зеленый.

– Желтый?

– Это ничего не значит. Зеленые и желтые были самыми дешевыми.

– Что мешает кому-нибудь просто засунуть платок к себе в карман?

– Ничто не мешает. Только его полагается надевать.

Он махнул рукой, пропуская меня. Я пошел искать подходящее окно, которое можно было бы открыть. Приятели Плоскомордого за моей спиной принялись выражать сомнения в том, что я и есть тот самый знаменитый Гаррет.

Я все еще не закончил поиски, когда вдруг заметил жирную бурую крысу. Животное не поленилось приостановиться, чтобы подмигнуть мне.

Наконец я взломал одно окно, и Мелонди со своим роем ввалились внутрь, разлетевшись повсюду в поисках места, где бы укрыться. Никто не заметил их. Все были сосредоточены на скрежещущей тяни-толкательной деятельности по расстановке столов.

Я закрыл окно, прихватил корзинку и пошел высматривать хозяйку и виновника торжества. До меня доносился легкий топоток в простенках и под полами и гудение маленьких крыльев над головой. Я посмотрел назад: кто-то незнакомый продирался через заставу Плоскомордого. Похоже, Тарп действительно отнесся ко мне по-дружески: меня он так не обхлопывал. Впрочем, если бы я хотел тайком протащить что-нибудь, достаточно было спрятать это под грудой покорных котят.

Уайтфилд-холл явно сколотили с чисто прагматическими целями. Основную его часть составляло открытое пространство, на котором можно было танцевать, устраивать банкеты или торжественные приемы, ставить пьесы, делать что угодно, не обращая внимания на погоду. Особенно актуальны сейчас пьесы.

Театр в нашем городе популярен, это точно. Последний писк моды – драма.

Кроме того, мемориальная комиссия сдавала зал в аренду для частных мероприятий, таких как бракосочетания или празднование дней рождения отдельных личностей из низших слоев общества, игравших большую роль в жизни города.

Сейчас этот пол драили как могли, но он еще помнил поколения ног, обутых в грубые рабочие сапоги. Потолок был двадцать футов высотой. Там, наверху, были проделаны наклонные окна, чтобы проветривать помещение в летнее время – или когда в зал набивалось слишком много тел. В конце зала, в сотне футов напротив главного входа, располагалась сцена, на три фута выше, чем пол. Слева от нее была дверь, через которую рабочие, перебраниваясь, втаскивали столы.

Двое, руководившие расстановкой, должно быть, были избраны за приверженность к стереотипу. Их руки напоминали своей вялостью щупальца дохлого осьминога. Они беспрестанно шпыняли друг друга, словно пара безмозглых девиц. Впрочем, в наши дни вряд ли найдется взрослый мужчина, который не строил бы из себя крутого, – каждый в возрасте старше двадцати четырех получил необходимые навыки, пройдя пять лет военной службы и сумев вернуться живым. Включая и эту крикливую парочку.

Парни, которые делали саму работу, были не того сорта, кого допустимо оскорблять безнаказанно. На всю их ораву едва ли можно было насчитать хотя бы половину шеи. Если бы