В апреле отец с моей младшей сестрой, слугой и двумя служанками поселились в новом доме, но через две недели обе служанки захотели уволиться. Они утверждали, что в доме обитают призраки – большой обезьяны и гигантского черного пса. То одно, то другое из этих существ появлялось в комнатах или проходило мимо в коридорах и на лестнице. К тому же повсюду раздавались странные звуки. На пустом чердаке было страшнее всего: казалось, там кого-то душат; временами шум доносился из внутреннего двора – как будто там жестоко избивали человек двенадцать.

Вознамерившись выяснить причину этих звуков, служанки ничего не увидели и не услышали. Во дворе было тихо, как в могиле.

Призвали несколько деревенских жителей, однако те согласились нести караул только при зажженных свечах и в большой компании. По этой причине шум раздавался лишь на чердаке, однако около полуночи во внутреннем дворе появились призраки обезьяны и гигантского черного пса, их видели одновременно пять человек. Казалось, животные выбрались сквозь закрытую решетку из большого подвала во флигеле и устремились в темноту за оградой. Домочадцы и крестьяне видели призраков не меньше двенадцати раз, хотя мой отец и слуга (оба слышали странные звуки) ничего не видели.

В начале ноября 1831 года, после того как мой отец уже дважды или трижды поменял слуг, он проснулся среди ночи от душераздирающего крика, доносившегося (как ему показалось) с крыши дома. Одновременно он услышал шум: как будто дюжина рабочих, переговариваясь, снимала черепицу и швыряла в сад. Он вскочил с постели, накинул кое-что из одежды и халат, разбудил слугу и поспешил вместе с ним к входной двери, захватив с собой заряженные пистолеты и ружье. Они рассчитывали встретить там воров, или лунатика… Но, отворив дверь и оглядевшись, они никого не увидели и не услышали ни звука. Черепица была на месте, сад абсолютно пуст и тих.

Подобные события, разнящиеся лишь в деталях, происходили вновь и вновь. Мой отец, человек совершенно прозаический и лишенный воображения, пришел к необычному выводу, что в доме обитают привидения – что, конечно, соответствовало истине, – и в 1832 году продал его отошедшему от дел бристольскому купцу.

Тот, в свою очередь, как мне сказали, счел свою жизнь там невыносимой, но не сумел избавиться от дома и сделал из него три коттеджа. Однако никто не соглашался жить и в коттеджах, ибо там все осталось по-прежнему.

Об этом месте пошла дурная слава, окна пустующего дома разбили, здание со временем обветшало, и через несколько лет его снесли».

Следующий рассказ, вышедший из-под пера «молодой дамы», появился в 1880 году в «Ноутс энд кверис».

«Я собираюсь рассказать о том, что со мной произошло в июле прошлого года, когда я вместе со своими кузинами жила на севере страны в их йоркширском доме. Предыдущим летом я провела там несколько дней, но не видела и не слышала ничего особенного.

На этот раз, приехав рано днем, я отправилась кататься на лодке с одним из родственников, прекрасно провела вечер и наконец отправилась спать, немного утомившись от дневных трудов, но пребывая в отличном расположении духа. Я крепко проспала примерно до половины четвертого, когда стало рассветать. Ненадолго проснувшись, я увидела, что дверь в мою спальню вдруг открылась и тотчас захлопнулась. Я подумала, что это, должно быть, кто-то из прислуги, и крикнула: „Войдите!“

Через некоторое время дверь распахнулась снова, но никто не вошел – по меньшей мере я никого не видела. Почти одновременно зашуршали занавески в гардеробе, стоявшем рядом с моей кроватью, из-за чего мне сделалось немного не по себе, шуршание не прекращалось, и меня охватило крайне неприятное чувство – не страх, а странное мистическое ощущение, что я не одна.

Прошло несколько минут, и я увидела в ногах кровати девочку лет семи. Казалось, она, скользя, приближается ко мне – маленькая девочка в ночной рубашке с темными волосами и белым как полотно лицом. Я попыталась с ней заговорить, но не могла произнести ни слова.

Она медленно приблизилась к изголовью, и я сумела хорошо рассмотреть ее лицо. Мне показалось, что девочка в большой беде: руки стиснуты на груди, глаза устремлены наверх с мольбой и отчаянием. Потом, медленно разжав руки, она коснулась моего плеча. Ее рука была холодной как лед, и, пока я силилась произнести хоть слово, она исчезла.

После того как девочка исчезла, мне стало еще страшнее, и я с нетерпением стала ждать прихода горничной. Не знаю, удалось ли мне уснуть. Однако к тому времени, когда появилась горничная, мне почти удалось убедить себя, что мое ночное приключение всего лишь яркий сон. Тем не менее, когда я спустилась к завтраку, многие заметили, что я бледна и плохо выгляжу.

Тогда я рассказала своим кузинам, что мне приснился очень правдоподобный страшный сон, и если бы я верила в привидения, то вообразила бы, что видела одно из них. Все промолчали, только хозяин дома, врач, заметил, что лучше мне не спать в этой комнате, во всяком случае, одной.

На следующий день одна из кузин ночевала вместе со мной. Ночью и ранним утром никто из нас не видел и не слышал ничего особенного. И я убедила себя, что увиденное мною – всего лишь плод воображения, и настояла на том, что буду спать в этой комнате одна.

И вот, удалившись в эту комнату, я встала на колени у кровати, чтобы помолиться, и неожиданно испытала тот же страх, что накануне. Занавески в гардеробе зашевелились, и у меня возникло прежнее ощущение – что я не одна. От страха я не могла пошевелиться, но, к счастью, одна из моих кузин вошла за какой-то забытой вещью. Взглянув на меня, она воскликнула: „Ты что-то видела?“ „Нет“, – ответила я, но рассказала ей, что я почувствовала, и безо всяких уговоров с ее стороны покинула эту комнату и больше туда не возвращалась.

Узнав о случившемся, хозяйка дома сказала, что мне не следует спать в этой комнате, поскольку страшный сон произвел на меня такое впечатление, что теперь я могу вообразить (сказала она) все что угодно и серьезно заболеть. Я перебралась в другую комнату, и в оставшееся время (в течение недели) меня не беспокоило появление маленькой девочки.

Когда я уезжала, моя кузина, старшая дочь доктора, отправилась вместе со мной к моему дяде, жившему в том же графстве. Мы пробыли у него около двух недель, и все это время о „маленькой девочке“ упоминали только как о моем „кошмаре“.

Потом я поняла, что от меня что-то скрывали, потому что перед моим отъездом кузина обратилась ко мне: „Мне нужно кое-что тебе сказать. Я хотела рассказать тебе об этом сразу после нашего отъезда. Но отец попросил меня молчать, потому что ты со своими слабыми нервами могла бы слишком сильно испугаться. Твой кошмар вовсе не был кошмаром. Ты видела привидение маленькой девочки!“ И она рассказала, что эту „маленькую девочку“ видели уже три раза три разных человека. Но так как с тех пор прошло около десяти лет, о ней почти забыли, пока я не рассказала о том, что видела утром после первой ночи моего второго визита.

Далее моя кузина рассказала, что ее младшая сестра, проснувшись перед рассветом, к своему огромному удивлению, увидела маленькую девочку с темными волосами, стоявшую к ней спиной и глядевшую в окно. Приняв ее за свою сестренку, она заговорила с ней. Но та не отвечала и не двигалась, тогда она сказала: „Напрасно ты там стоишь. Я тебя узнала. Меня не проведешь“. Оглянувшись, она увидела, что ее сестренка, с которой она, как ей казалось, говорила, спит рядом с ней.