— Кстати, тебя как звать, если не секрет? — спросил я.

— Падрег[9]Луг. Самое смешное, что никто, прикинь, не зовет меня Падди, или Пад, или еще как. Только Падрег.

— А ты хотел, чтобы тебя Падди звали?

— Ни в коем разе. Падрег мне нравится.

— А фамилия как пишется? — поинтересовался я, смутно подозревая, а не фальшивка ли все это?

— Эл, у, гэ. Древний ирландский бог Солнца.

— Я знаю.

— А тебя как звать? — задал он встречный вопрос.

— Майклом, — медленно протянул я. Любопытство его мне не нравилось.

— Приятно познакомиться, Майкл, — сказал Падрег и протянул руку за голову для пожатия.

Я пожал ее. Она была холодной, вялой и дрожащей.

Господи! Неужели Падрег член какой-нибудь доморощенной шайки? Слишком уж много совпадений. Наверно, таможенник — тоже из них, он дал им наводку и сообщил, что сможет меня задержать ровно настолько, чтобы они успели сюда добраться. И Падди как раз подельникам названивал по телефону. Отослал меня за евро, а сам проверял мои данные.

А возможно, это обычный водитель, слегка заторможенный, и везет он меня по какому-то причудливому и странному маршруту, просто чтобы наскрести еще немного денег.

Я разжал руку:

— Взаимно, Падрег. Слушай, мне интересно: мы вроде как пересекли Лиффи?

— Именно, — выдохнул Падрег.

— А разве вокзал Коннолли не на другой стороне?

— Так ты хорошо знаешь город?

— Я бы не сказал, — признался я.

— Видишь ли, мне проще и быстрее пересечь реку и проехать по южной части, а потом вернуться на север, а не петлять между всем, что понастроили вокруг Аббатства, вокзала и таможни.

— А, ну-ну. Ты не подумай чего… Просто стало интересно, — отозвался я извиняющимся тоном.

— Все путем! Знаешь, я за границей езжу на такси и постоянно думаю: уж не мухлюет ли со мной таксист?! — рассмеялся Падрег и обернулся, чтобы подбодрить меня. Выглядел он неважно, и это меня беспокоило.

Нет, Падрег не убийца, не головорез и не грабитель. Просто таксист, везущий меня к вокзалу по самому удобному маршруту.

Да… вот что происходит с тобой, когда проведешь в бегах лет двенадцать. Становишься доктором наук по паранойе. Выжить это помогает, но в общении с людьми мешает страшно.

Я вздрогнул.

Именно.

Вот в чем было все дело.

Вот почему я оказался в Дублине. Не из-за Бриджит. Из-за себя самого. После 1992-го у меня не было связей, длившихся дольше чем полгода. И не потому, что я вынужден был лгать всем своим женщинам. Вероятно, просто подспудное недоверие, возникавшее между нами, было как бомба замедленного действия. Они все жаловались, что мне есть что скрывать. Что бы они ни делали — все рождало у меня подозрения. Это как украшать шоколадный торт горчицей. Бесконечная, всеобъемлющая ложь. На лжи ничего не построишь. Но как можно было раскрыть правду? Да, я розыске за то, что убил главаря банды, и ФБР пришлось изрядно попотеть, чтобы отмазать меня от тюрьмы. Да, в Мэне и Массачусетсе я убил еще шестерых, в том числе — двух женщин. Как можно сказать об этом хоть кому-то? Особенно той, которую любишь? Ее жизнь окажется из-за тебя в опасности. Потому я опасался говорить о своих чувствах, был вынужден постоянно носить маску. И так всегда, постоянно. Входит в привычку. Жизнь в потемках, все время настороже, во всем сомневаешься.

Как если бы ты был масоном, но без связей в обществе и без парадного облачения.

— Я так понимаю, что во всех барах на курении поставили крест? А в клубах? — спросил я, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей.

— Клубы… не знаю, честно говоря, я ни в одном не состою…

— Возможно, хотя бы там еще разрешено, — предположил я.

— Черт его знает. Жаль, что ты уезжаешь в Белфаст: если погода не испортится, в Дублине будет отменная веселуха!

— Ага, слышал, Блумов день. Что-то связанное с Джеймсом Джойсом.

— Точно. Я-то эту книженцию не читал. Плохой из меня читатель. И вряд ли когда исправлюсь. Недавно, прикинь, поставил спутниковую тарелку. Четыреста каналов, один другого круче! При нынешней суматохе никто почти уже и не читает. А ты видал, какая книженция толстая? Зато сюда приедет целая толпа знаменитостей. Слышал, в «Грэшеме» поселилась Гвинет Пэлтроу.

— Да что ты!

— Ну. Говорят, она хорошо в литературе сечет, да и предки у нее, я думаю, ирландцы. Так что ей тут самое место.

— А кто еще будет?

— Точно не знаю. Лиам Нисон, думаю… люди вроде него. Известные, типа.

— А кто был самым знаменитым из тех, кого ты возил в своем такси? — задал я вопрос, пытаясь проверить, действительно ли он таксист.

— Группа «Ю-Ту» — в полном составе.

— И как они тебе?

— Улетные парни, зуб даю! Потрясные ребята… Хотя Боно я ненавижу. Не выношу его. Призывал всех отстегивать в пользу Африки, а сам при всем при том, что ирландский музыкант, ни разу гроша ломаного не заплатил по налогам, хотя его баблом можно было бы погасить долги двадцати беднейших стран в мире. Говнюк!

— Он что, не заплатил тебе?

— Да нет, но мог бы и пощедрее быть. Все это было еще в те времена, когда у меня была своя машина, когда я извозом себе на хлеб с маслом зарабатывал. В восьмидесятых. Хорошо бы еще раз когда-нибудь повстречаться с ребятами, — грустно произнес водитель, и в зеркале заднего вида я перехватил его задумчиво-мечтательный взгляд.

Когда-то у него была своя машина и он зарабатывал извозом деньги? А что же он сейчас делает?

Нет, он не таксист… Теперь я был начеку и нисколько не удивился, когда он заорал:

— Твою мать!!! Слышишь? Черт меня побери!

— Слышу — что?

— Вот это: «бамп… бум… бум… бумп».

— Ничего не слышу.

Он улыбнулся нехорошей улыбкой, оскалив щербатые желтые зубы.

— Мда, кажись, проколота левая шина спереди. На заднем сиденье, возможно, ты и не почувствовал ничего. Не возражаешь, я выйду погляжу? До вокзала тут всего-то минут пять, мне не хотелось бы возиться, менять колесо.

Я напрягся.

Машина притормозила.

— Я быстро, гляну только одним глазком, — пообещал водитель.

Господи, как же я был прав! Заговор. И вправду прогнило что-то в Датском королевстве…

Машина встала.

— Сейчас проверю, и помчимся, — утешил меня детина.

— Валяй, проверяй, — ответил я.

Он выбрался из-за руля и оставил дверь открытой.