счел нужным ее сопровождать. А сделать это имело бы смысл. Вдруг там имеется некий тайник, где и схоронено основное сокровище академика. Еще вчера я попытался бы за ней увязаться, но с тех пор как предмет моих вожделений был у меня в руках, тайны этого дома перестали меня интересовать.

Сторож встал, поблагодарил за сытный завтрак и покинул веранду. С хитрой улыбочкой на лице. Он словно предчувствовал, что мне предстоит неприятный разговор с Вероникой, и нисколечко мне не сочувствовал.

Я сел в плетеное кресло и стал глядеть по сторонам. Вот уж поистине утро туманное. Во всех смыслах. Абсолютно непонятно, что тут у нас произошло и продолжает происходить.

Встающее где-то за сосновыми кронами солнце постепенно проникало во все занятые утренним туманом закоулки. На ветровом стекле Вероникиного «форда» заиграл большой световой блик. Столбы чуть дымящегося солнечного сияния устанавливались меж стволами деревьев. Быстро высыхали крыши.

Великолепие природных картин мало занимало меня. Я продолжал размышлять над словами майора. «Молодой женский голос» через пару часов сообщает в спецгараж об убийстве Модеста Анатольевича. Забавно, если не сказать более. Что же это получается, Барсуков или американец, добравшись до Москвы, ловят на улице какую-то молодую женщину и просят позвонить по такому-то телефону с таким-то сообщением? Во-первых, откуда им может быть известен телефон спецгаража? А во-вторых… дальше считать не имело смысла, картина получалась уж больно расплывчатая.

Вот, кажется, и сторожа Леню такое положение дел не устраивает. Бродит он по участку, что-то глубокомысленно вынюхивая. Остановился у теплицы, полез через кусты жасмина к забору. Выбрался из кустов обратно, куртка и сапоги мокрые от росы. Интересно, почему самодеятельные сыщики всегда выглядят так глупо. Вот он закурил у отсыревшего гамака, и ведь бродит же какая-то мысль у него в голубоглазой усатой голове. Пошел куда-то, огибает дом с севера. Вот туда бы тебе, Леня, лучше не ходить. Я себя поймал на том, что хотя думаю об этом парне в снисходительных выражениях, его ползание по участку вызывает во мне неприятное и сильное волнение. Говоря по правде, бояться мне нечего, я все сделал правильно. Не перемудрил ли? Нет, только идиот устроил бы тайник в собственном чемодане, запрятанном под кровать.

Мое размышление было прервано появлением Вероники. Она остановилась в коридоре у выхода на веранду. Медленно опершись на косяк, сказала:

– Вы еще здесь?

Я только вздохнул в ответ.

– И когда вы намерены убраться отсюда?

Нет, я не нервничал и не был смущен. Примерно так я представлял себе беседу с наследницей.

– Прошу прощения, хотел бы уточнить, кого вы подразумеваете под местоимением «вы»?

Вероника хмыкнула, быстро сняла и так же быстро надела очки.

– Тебя, дорогой мой секретарь, и эту аферистку.

Маруся потянула было фартук к лицу, чтобы в нем спрятать тихую сиротскую слезу и убежать с нею на кухню, но я сделал ей суровый приказ одним лишь взглядом, и она осталась стоять там, где стояла.

– Что касается меня, Вероника Модестовна, то смысл моего нахождения здесь, в связи с гибелью вашего батюшки, исчерпан. И я оставлю этот дом, как только мне позволит сделать это следователь. Я, видите ли, один из основных свидетелей. Без меня в этом деле никак нельзя.

Вероника закурила.

– Что же касается Маруси…

– Она уберется вместе с тобой.

– Ее положение в этом доме несколько отличается от моего положения.

Выпустив клуб дыма, дочка Модеста Анатольевича прошла через веранду и спустилась на дорожку. Полуобернувшись, сказала:

– Да пойми ты, вам здесь ничего уже не светит. Ничего! Лопнула ваша комбинация. Лопнула и провалилась! Ты понял меня, хорек?!

Я думал не об ее словах и не о том, какой циничной стала нынче молодежь – еще тело отца толком не остыло, а все помыслы дочери заняты судьбою наследства! Если б она, глупая, знала, до какой степени ничто не угрожает ее правам на этот дом! Но все это не интересно, а интересно то, от кого бы это Вероника Модестовна могла узнать о гибели отца. Может, Аникеев позвонил? Или все тот же Барсуков-американец. «Доброе утречко, Вика, я только что укокошил вашего папашу, езжайте скорей выручать свое имущество из лап аферистов». Может, попробовать спросить у нее напрямую? Нет, думаю, не стоит. Она не офицер КГБ, правды не скажет.

– Странно, – сказал я.

– Что странного? – с готовностью обернулась Вероника, словно не наговорилась со мною.

– Например, то, что вы не спрашиваете, где ваш друг Фил. Как его там, Мак Мес?

Я, как мне кажется, менее других погружен в суету и всеобщую раздражительность этого мира, но, когда удается осадить хама, испытываю чувство удовлетворения. А сейчас это удалось, Вероника Модестовна явно выбита из колеи своей самоуверенности.

– Что ты хочешь сказать?!

– Вы прекрасно знаете, что я хочу сказать и что я имею в виду.

Она грубо, по-мужски выплюнула сигарету.

– Ты псих!

– Да, нет, я, насколько помню, хорек.

– Ты вот чем решил на меня надавить! Мол, я привезла сюда американца, а он папочку моего грохнул! И сбежал с его бумажками. Ну дурак, ну идиот! Да я только вчера с этим очкариком рыжим познакомилась. И знаешь, кто его мне представил, знаешь?!

– Тем более.

– Что тем более?!

– Тем более следует подумать, зачем человеку, которого ты имеешь в виду, нужно было свести этого Фила-издателя с Модестом Анатольевичем.

Я бил абсолютно наугад, но, кажется, во что-то попал.

– Этот человек, это…

И тут она себя осекла – не слишком ли много болтаю?!

Я уже к этому моменту жалел, что втянулся в разговор с нею. Какое мне до нее дело! Пусть хорьком зовет, пусть идиотом. Моя цель какая? Пересидеть тут пару дней, и в путь-дорожку. Чтобы достичь этой цели, надо как можно меньше привлекать внимания к себе.

Не говоря больше ни слова, Вероника быстро пошла к машине. Сама открыла себе ворота. И ее престарелый «форд» вылетел на просторы сырого подмосковного утра.

Я, недовольный собою, остался сидеть в плетеном кресле. Похоже, я нажал педаль, о существовании которой и не подозревал. Самое главное, я не знаю, на пользу мне это или во вред.

– Я ее боюсь, – сказала Маруся.

– Знаешь, если хочешь поплакать, иди к себе.

Мне было сейчас не до нее. Не терпелось посмотреть, чем занимается сторож.

Я сбежал с веранды и начал огибать дом по часовой стрелке. Прошел мимо гаража, сарайчика с верстаком и лыжами. Вот я уже на траверсе, как сказал бы вице-адмирал Хорлин, глухой веранды. Почему-то мне казалось, что Леня должен быть