– Ай, ай, ай! – раздалось в этот момент.

Вертушка, Быструн и Мишка полетели с крыши прямо в шумящий ручей.

– Ну, что! говорил я вам, что надо уходить, так нет, не слушаются, вот и выкупались, – радовался Мурзилка, глядя на братьев.

– Что за беда! – говорили, вылезая из воды, Вертушка, Быструн и Мишка: – в другой раз не будем зевать, а что выкупались, так это не беда… – И они благополучно добрались по бревну до берега.

– Мурзилка, ты опять полез ссориться! Что ты за озорник! – обратился к нему Заячья Губа. – Мы хотим теперь совет держать, а ты сердишься из-за пустяков.

– Какой совет? – встрепенулся Мурзилка, легко переходящий от ворчливого тона в дружелюбный.

– А куда бы отправиться нам из Голландии. Мазь-Перемазь советует отправиться на юг, через Бельгию, а Читайка говорит, что лучше пойти на север и через Данию, Норвегию и Швецию вернуться домой, – ответил Заячья Губа.

– Гм, гм! – покачал Мурзилка головой: – я тоже думаю, что через Бельгию; там, говорят, выделывают лучшие в мире кружева: может быть, я что-нибудь найду для своего костюма, например, старинные жабо…

– Ха, ха, ха! – раздался вокруг него хохот эльфов; но Мурзилка на этот раз не рассердился: он видел, что его желание будет исполнено.

Крошки опять надели сапожки-скороходы, шапочки-невидимки и пустились в путь. К вечеру они уже подходили к главному городу Бельгии – Брюсселю. Тут, как и в Голландии, их поразили чистота и порядок улиц, масса садов и цветов, преимущественно тюльпанов, украшающих дома с блестящими на солнце, чисто вымытыми стёклами. Бельгийские женщины, как и голландки, носили на головах громадные чепцы с бантами.

Эльфы бегали по всем закоулкам, забирались в дома и магазины; наконец, они остановились для ночлега в одном загородном саду.

– Господа, – сообщил шепотом Чумилка-Ведун, – я сейчас глядел в щёлочку забора и видел на другом дворе какую-то удивительную штуку, – не посмотреть ли нам, что это такое?

– Ещё бы! конечно! – ответили все.

Был лунный, светлый вечер; влажная трава благоухала; в тихом, тёмном небе сверкали яркие звёзды… Эльфы умылись росой и, освежившись, перелезли один за другим через забор, чтобы познакомиться с удивительным открытием Чумилки.

На дворе лежали сломанные прялка, веретено и рогульки, которыми держат мотки во время наматывания клубков.

– Фу, какое старьё! – протянул презрительно Мурзилка.

– Что такого! Мы старьё починим, – ответил Дедко-Бородач.

– Да, да! починим, починим! – заскакали крошки.

– Но здесь неудобно производить работу, – сказал Заячья Губа. – Лучше перенесём все предметы подальше, где никто нам не помешает.

Вместо ответа сотни ручек ухватились за сломанные предметы и с трудом потащили их.

– Ах, тяжело, не по силам! – стонал Мурзилка, бегая взад и вперёд и не дотрагиваясь ни до чего.

Вдруг тяжёлое колесо наклонилось на бок и, если бы эльфы не обладали волшебной силой, то оно, без сомнения, убило бы многих. Малютки все бросились на помощь и после долгих усилий им удалось, наконец, поставить всё в запущенный угол парка, около речки, куда никто из жильцов дома никогда не заглядывал.

Вплоть до утра проработали человечки над обломками; зато как обрадовались они, когда сломанные, никуда уже негодные предметы обратились в их руках в совсем новые, пригодные для работы.

– Hy, что же мы будем теперь делать? – спрашивали они друг друга.

– Ах, придумал! – воскликнул Чумилка: – я видел много хлопка, знаете – того самого, который растёт в Индии на полях. Его уж вымыли, высушили, растрепали – и он лежит совсем готовый для пряжи. Не взять ли его и не напрясть ли из него ниток?

– Куда тебе нитки? – спросил недовольный Мурзилка.

– Как куда? Напрядём ниток и соткём кусок коленкору или платков носовых. Мало ли что из хлопка делают! – ответил Чумилка и с несколькими малютками бросился в сарай, где лежал хлопок.

И закипела весёлая работа у маленьких эльфов!

Знайка с Незнайкой вертели веретено, доктор Мазь-Перемазь таскал нитку, Читайка наматывал клубки, Скок и Мишка принимали, остальные помогали, кто чем мог, весело хихикая в такт жужжавшему веретену.

А Мурзилка, – одетый по последней моде, в коротеньком фраке, полосатых штанишках, в низеньком, новомодном цилиндре, с кружевным платочком вместо своего красного, – бегал и суетился между братьями, точно дело делал.

Когда вся пряжа была готова, малютки с песнями перенесли её в сарай, заперли двери и, распростившись с цветочными чашечками, которые приютили их на ночь, пустились в путь, переходя из одного города в другой, пока не пришли опять к границе.

– Господа! нам теперь нужно попасть в Австрию. Как вы хотите: пешком туда идти или опять перелететь на птицах? – обратился в одно утро Заячья Губа к остальным.

– Нет, лучше идти, лучше идти пешком! – ответили все в один голос.

– Путь далёкий; мы находимся на юге, и нам нужно пройти через Германию, где мы уже раз были, помните? – продолжал он.

– Да, но тогда мы в Германии ничего не видали, – ответил Читайка, – а я бы очень хотел посетить какого-нибудь учёного.

– Можем остаться там подольше, тем более, что Мурзилка хотел себе заказать в Берлине новый костюм, – сказал Заячья Губа.

Уже много, много дней живут человечки в Берлине, столице Германии. Они там прекрасно устроились, в особенности Мурзилка и Читайка. Первый обегал все магазины, второй забирался каждый день к какому-нибудь немецкому учёному, где он с наслаждением пересматривал старинные книги.

Однажды Читайка, Шиворот-Навыворот, Китаец и Мурзилка отправились вместе гулять; проходя мимо одного дома, они услышали душераздирающие крики, которые раздавались в нём.

– Ах, что там такое? – испугались малютки и боязливо заглянули в дверь.

У Мурзилки подкосились ноги от ужаса.

– Э-э! да здесь живёт зубной врач, – сказал Читайка, который успел шмыгнуть в дверь и сейчас же выбежал обратно: – он кому-то выдёргивает зуб… Глядите-ка! – обратился он к братьям: – на окошке сидят доктор Мазь-Перемазь и Алхимик, зачем это они сюда забрались?

Услышав, что там свои, следовательно опасности нет, Мурзилка перестал трусить и, с обычной своей дерзостью, начал насмехаться над другими.

– Чего этот человек кричит? как это глупо так орать! Я уверен, что он притворяется, ему совсем не больно, – говорил он доктору Мазь-Перемазь, внимательно наблюдавшему за операцией.