Тобермори был его предлогом — его алиби, как он предпочитал это называть — для моциона, который он совершал буквально каждый вечер, и он не счел гибель пса достаточной причиной, чтобы отказаться от этой прогулки. Кончина жены, с которой он делил всю свою взрослую жизнь, уже приучила его к слегка свербящей зубной боли одиночества, никогда не достигающей порога выносимости, но никогда и не утихающей. Он, как ни был привязан к Тобермори, не был готов дважды стать горюющим вдовцом. Он начал совершать свои прогулки до того, как обзавелся Тобермори, и не собирался отказываться от них теперь. Сентиментальность собаковладельца давала о себе знать лишь в одном: как и до убийства лабрадора, он рассеянно забирал его поводок со столика в прихожей и на ходу помахивал им, будто мягкой резиновой тростью. Но даже и эту манеру нельзя было целиком свести к сентиментальности. Он вот так помахивал поводком Тобермори уже в течение стольких лет, что — собака там или не собака — без поводка он просто чувствовал бы себя неловко.

В течение нескольких дней, перешедших в пять недель, он прочесывал свою газету в надежде получить дальнейшую информацию о пожаре на вилле Аластера Фарджиона. Раза два он даже покупал соперничающие газетенки, поскольку его интерес к этому делу, разумеется, еще более возрос, так как следствие вел его былой протеже Том Колверт.

Однако трагическая преждевременная смерть Фарджиона вызвала заметно меньше откликов, чем он ожидал после восторженных излияний Коры Резерфорд. Кинорежиссеры, какими бы они гениями ни были в глазах тех, кем они командуют, заметно меньше интересуют Великую Немытую. Что до женщины, Пэтси Шлютс, да, она, видимо, обладала «избытком сексапильности» (что бы это ни значило), но он также пришел к выводу, что была она не столько звездой, сколько «кандидаткой в», одной из бесчисленных «находок» Фарджиона.

Из скудных сведений, которые все еще удавалось просеять из пепла пожарища, видимо, следовало, что мистер Фарджион и мисс Шлютс были на вилле одни. И хотя ничего больше утверждать с уверенностью было нельзя, теперь предполагалось, что причиной пожара явилась сигарета, которую та или другая жертва (и он, и она были неоспоримо опознаны ближайшими родственниками) либо уронила на пол не полностью погашенной, либо отправила в камин столь небрежным щелчком, что она пролетела мимо цели. Так или иначе, но сигарета почти наверное прокатилась по натертому паркету и соприкоснулась с тюлевыми занавесками большого окна эркера. Эти занавески сразу же вспыхнули, пламя тут же перекинулось на «эксклюзив» из газового шифона, легкого, как паутинка, в котором мисс Шлютс была сфотографирована раньше в тот же день, когда Фарджион заехал за ней в своем серебристом «роллс-ройсе». Вероятнее всего, в попытке спасти ее кинорежиссер сам был охвачен огнем.

Короче говоря, практически ничего конкретного, хотя, без всякого сомнения, это была всего лишь трагическая и, как часто говорится о подобных происшествиях, глупая случайность.

Поздний постскриптум в «Ежедневном часовом» деликатно упомянул о горе семьи Шлютс и особенно матери, которой все еще вкалывали снотворное. Однако ни в одной из проштудированных им газет ни словом не упоминалось, как эта трагедия подействовала на «безопасную женушку» Аластера Фарджиона. А затем новости, как и весь мир, оставили случившееся позади.

И вот тогда-то в дверь Трабшо позвонили, и он услышал, как кто-то нетерпеливо приветствует его в щель для писем прежде, чем он успел открыть дверь.

— Юстес, привет! — грянуло оглушительно.

Опять этот голос!

Однако теперь, как он признался себе, прежде чем открыл дверь, звуки эти преисполнили его упоительным возбуждением.

Она стояла на пороге в таком волосатейшем из самых твидовых костюмов, какой только могла добровольно напялить на себя женщина.

— Мисс Маунт! — грянул он в ответ. — Какой приятный сюрприз!

— Я так и предполагала, — ответила она благодушно.

— Но погодите, — сказал он как раз тогда, когда собирался пригласить ее войти, — откуда вы узнали, где я живу?

Подобно большинству своих коллег в Скотленд-Ярде, Трабшо не разрешал помещать свой адрес ни в какие справочники, даже и когда вышел в отставку, поскольку в слишком большом числе отсидевшие свой срок преступники с восторгом узнали бы, просто полистав телефонную книгу, адрес фараона, из-за которого посозерцали небо в клеточку. Как ни обрадовала его новая встреча с Эвадной Маунт, он всегда был полицейским и, пусть в собственном восприятии, оставался полицейским и теперь, и именно как полицейский он весьма жаждал узнать, каким образом она ухитрилась его выследить.

— Ой-ой-ой, до чего же вы подозрительны! — засмеялась она, грозя ему внушительным пальцем. — Вы могли бы сказать, как рады меня видеть, прежде чем приступать к допросу.

— Конечно же, я рад вас видеть, Эви, — сказал Трабшо, осознав, насколько он был невежлив. — Очень рад. Это разумеется само собой.

— Да, но было бы приятней, если бы вы это сказали вслух. Впрочем, я пришла не блох выискивать. Как вы провели последние недели?

— Ну-у-у, вы знаете… — послышался характерно осторожный ответ полицейского. — Да по-обычному. Теперь, с наступлением весны, возился в огороде и, хотя я это сам говорю, с неплохими результатами… — Он перебил сам себя: — Э-эй, погодите-ка. Очень ловко, Эви, очень ловко!

— Что именно? — спросила она, сама невинность.

— То, как вы сейчас сменили тему. Я спросил, как вы узнали мой домашний адрес.

— Если вам уж так хочется, то я получила его от Колверта.

— От Колверта?

— Инспектор Томас Колверт. Вы его помните, верно? Да как же иначе. По его словам, вы взяли его под свое крылышко, когда он был еще бобби, гранящим улицы.

— Конечно, я помню Тома Колверта. Самый многообещающий новобранец в полиции, какого я только встречал. Но вы-то как с ним познакомились?

— Возможно, вы не слышали, но Колверту было поручено расследование этого жуткого происшествия с виллой Аластера Фарджиона. Ну, пожар. Мы разговаривали про это с Корой в «Плюще», но, наверное, вы успели позабыть.

— Нет, — сказал Трабшо, — я не забыл. — И в самой глубине сердца он каким-то образом знал, что Эвадна Маунт знает, что он не забыл.

— Ну, — продолжала она, — он занялся расследованием и наводил справки у некоторых знакомых Фарджи, не могут ли они пролить свет на произошедшее, и Кора оказалась в их числе, ну, и по воле случая, я была в ее квартирке в Мэйфере, когда он с ней беседовал. Вот так, короче говоря, я с ним и познакомилась. Очень милый молодой человек, очень умный, очень проницательный. Думается, он далеко пойдет.

— Что так, то так, — ворчливо ответил Трабшо, — но только когда научится не выдавать секретную информацию, например адреса бывших детективов Скотленд-Ярда, совершенно незнакомым людям.

— Да не лезьте в бутылку. Я рассказала ему, как мы с вами повстречались через столько лет и как прелестно потрепались в «Ритце», а затем пошли в театр, и как мне теперь необходимо связаться с вами. Должна сказать, он был сама любезность.