Вторая пошла!

Третья пошла!

Хватило бы и одного удачного попадания, но все три «Кадета» исчезли в дыре… Ай да я, ай да снайпер… Теперь остается самое главное – унести ноги. Потому что хороший снайпер не тот, кто сумел попасть, а тот, в кого при этом не попали ответно.

Зримое подтверждение этой моей мысли появилось тут же: слева – совсем рядом, метрах в трех – прошла трассирующая очередь. Эйркиллеры, будь они неладны…

«Пустельга» заложила крутой вираж.

Это называется – разворошить муравейник… Вернее, поскольку дело происходит в воздухе, – потревожить осиное гнездо. Мой экран кишел отметками летательных аппаратов, одержимых одной целью – заставить меня совершить более чем жесткую посадку. Со стороны «Пулкова» подлетали два звена вертолетов Ка-508, с северо-востока, издалека, приближались еще какие-то быстро летящие цели – наверняка истребители, по большому счету сейчас бесполезные. Про эйркиллеры и говорить не приходится – заниматься точными подсчетами было некогда, но не меньше полусотни этих пташек поднялось в воздух. Некоторые, впрочем, уже возвращались, расстреляв в мою сторону весь боезапас.

«Пустельга», теряя высоту и оставляя густой шлейф дыма, уходила к юго-западу. Пожара на борту не было, действовал постановщик дымовой завесы, – но все равно с парой-тройкой пулеметных очередей разминуться не удалось. Турбина работала с перебоями, временами самопроизвольно сбрасывая обороты; датчики рапортовали, что давление в пневмосистеме падает, элероны всё с бо́льшим трудом откликались на движения штурвала…

Короче говоря, тянул я на честном слове и на одном крыле – в самом прямом смысле, крыло у «Пустельги» одно, образованное сложившимися лопастями ротора.

До расчетной точки посадки – семь с половиной километров. Там, по плану Пастушенко, меня должна была поджидать машина. И наверняка поджидает… Но отчего-то появились подозрения, что пассажиры той машины всадят «стингер» в заходящую на посадку «блоху». В последнее время я чертовски мнителен.

Поэтому пришлось забирать правее – туда, где поблескивало зеркало водоема приличных размеров. Пулковского водохранилища, если быть точным. Вообще-то плотины водохранилищ возводят на реках, но Пулковка право именоваться рекой никак не заслуживала: ручеек, почти пересыхающий летом. Но за века и тысячелетия этот ручей прорыл немалую котловину, рассекшую Пулковские высоты, – ныне перекрытую дамбой и заполненную водой.

Не особо чистой водой, надо сказать… Мутная, желтовато-серая поверхность проносилась внизу, в полутора десятках метров, когда я пересадил своего мертвого шелушащегося пассажира на пилотское место и навалился плечом на дверцу. Она приоткрылась с большим трудом, мешал обтекающий поток воздуха. Все-таки стандартные колпаки стандартных самолетов куда удобней для экстренной эвакуации. В «Пустельге», естественно, предусмотрена возможность катапультирования, но я не стал задействовать соответствующую систему. Пусть те, кто очень скоро займется поиском пилота-террориста, для начала отправятся по ложному следу. Да и нештатные доработки катапульты со стороны мистера Пастушенко исключать никак нельзя.

Давненько не нырял с десятиметровой вышки… А с вышки, несущейся со скоростью двести километров в час, вообще не нырял никогда. В результате прыжок получился далеким от изящества – шлепнулся в Пулковское водохранилище я с шумным плюхом, подняв прямо-таки фонтан брызг… И тут же камнем пошел на дно.

Впрочем, так и было задумано. Не зря же пришлось с утра таскать под одеждой тяжеленный грузовой пояс. Совершать заплывы по поверхности чревато: эйркиллеры интеллектом не блещут, даже искусственным, и наверняка продолжают сейчас погоню за опустевшей «блохой». Но на подлете Ка-508, и уж их-то экипажи наверняка заинтересуются: кто это тут решил открыть купальный сезон в мутной водичке? Нет, пусть лучше между мной и их скорострельными пушками окажутся несколько метров водной толщи. Так оно спокойнее…

Ничего интересного на дне не оказалось. Видимость – сантиметров двадцать, даже пальцы вытянутой руки не разглядеть. Грунт – насколько можно было рассмотреть, приблизив очки для подводного плавания к нему почти вплотную, – сплошная глина, кое-где покрытая остатками не успевшей сгнить травы и редких кустиков; раз в десять-пятнадцать лет водохранилище спускали, чистили от накопившегося ила, и кое-какая растительность успевала пустить корни в обнажившееся дно водоема… Не Красное море, в общем. И не Карибское.

Но я и не собирался заниматься дайвингом, наслаждаясь подводными пейзажами. Вставил в рот загубник и поплыл, стараясь держаться у самого дна. Не абы куда – строго по компасу. Акваланга, разумеется, у меня не было – этакая громоздкая деталь снаряжения тут же вызвала бы законное недоумение у комитета по моим торжественным проводам. Однако во внутреннем кармане лежал небольшой ярко-красный баллончик с коротким шлангом и загубником – аварийное приспособление, позволяющее аквалангистам в случае отказа акваланга избегать экстренного всплытия с большой глубины и неизбежной кессонной болезни.

Решив, что на дне нет ничего загадочного, таинственного и будоражащего воображение, я немного поспешил. Кое-что обнаружилось… Не реликтовое подводное чудище, не набитый флибустьерскими сокровищами грот, и не развалины Атлантиды, Пасифиды или Лемурии. Даже не бульдозер, позабытый мелиораторами, очищавшими в последний раз ложе водохранилища.

Поначалу я и сам не понял, что нащупала моя рука, исчезающая в серой зыбкой мутности. Похоже на траву, но какая-то она не такая, неправильная, отличающаяся на ощупь от тех истлевших стеблей, которых мне доводилось время от времени касаться во время сегодняшнего заплыва. Потом палец куда-то провалился, и неожиданно зацепился за что-то жесткое, даже острое…

Приблизив очки к находке, я тут же отпрянул.

На дне Пулковского водохранилища лежал труп. И мой шарящий за пределами видимости палец угодил ему прямо в рот.

Как и у большинства нормальных людей, в моей психике изначально заложен не то чтобы страх перед мертвецами, но некий дискомфорт от их присутствия, особенно от столь близкого. Хотя, казалось бы, мертвые – самые безобидные существа на свете, и причиняют вред живым лишь в стереоужастиках. Однако – заложен.

Но жизнь не раз сталкивала с людьми, умершими насильственной смертью. И врожденная неприязнь к мертвецам несколько притупилась…

Короче говоря, я не выскочил на поверхность с паническим воплем. И даже не поплыл поскорее своей дорогой. Задержался – правда, очень ненадолго – и осмотрел тело.

Когда-то ЭТО было девушкой или молодой женщиной. Возможно, весьма симпатичной, теперь уже не понять – лицо старательно изуродовано. Я взял покойницу за руку, приблизил к очкам ее пальцы – разбухшие, серые, отвратительно-скользкие на ощупь. На каждом аккуратно срезана подушечка, дактилоскопия в опознании трупа помочь не смогла бы… Равно как и стоматологическая карта – в приоткрытом мертвом рту виднеются лишь неровные обломки зубов, именно за них зацепился мой палец, б-р-р-р… И не хочется даже задумываться, как и каким инструментом это сделано.