Таким образом, в ошибке Патриции Лоури не было ничего удивительного. Собственно, именно поэтому детективы и устроили процедуру опознания, притом что могли поступить совсем иначе. Они могли отвести Донателли в комнату для допросов, посадить лицом к окну с односторонним зеркальным стеклом, завести в смежную комнату Патрицию, подвести к стеклу и спросить: «Вашу двоюродную сестру убил этот человек?» Но детективы знали, что жертвы подчас готовы отождествить с напавшим на них преступником буквально любого. Причина подобной реакции заключалась скорее в смятении и страхе, нежели чем в желании отомстить. Процедура опознания была надежнее.

Когда Патриции Лоури сказали, что Уолт Леффертс – детектив второго разряда, она не поверила. Девушка настаивала, что именно он убил ее кузину. Патриция стояла всего в метре от него, она видела, как он искромсал Мюриэль ножом, помнит, как он пошел на нее, Патрицию, когда с ее двоюродной сестрой уже все было кончено. Да она его на всю жизнь запомнила! Стражи порядка снова объяснили девушке, что Уолт Леффертс – детектив и в ночь убийства был дома в постели с женой, а женат он, между прочим, уже тринадцать лет. Патриция потрясенно качала головой. Невероятно! Уолт Леффертс был удивительно похож на нападавшего. И как такое может быть? Поблагодарив Патрицию за сотрудничество, детективы отправили ее домой в патрульной машине.

Теперь, прежде чем продолжить расследование, следствию предстояло установить одну очень важную вещь. Вплоть до настоящего момента детективы исходили из того, что Патриция Лоури может опознать человека, убившего ее двоюродную сестру. Однако она указала на Уолта Леффертса, и это ставило детективов в крайне непростое положение. Из-за ошибки, допущенной девушкой при опознании, у следствия возник резонный вопрос: а видела ли она вообще убийцу? Одно дело увидеть нападавшего, но запутаться в описании его внешности, и совсем другое – не разглядеть его вовсе. Патриция утверждала, что нападавший был для нее человеком незнакомым. А могла ли она его, черт подери, разглядеть?

Как только стемнело, детективы отправились в заброшенный дом на углу Четырнадцатой улицы и Хардинг-авеню. В ходе первой беседы с Патрицией Лоури они спросили, сможет ли она узнать преступника, если увидит его снова, и девушка ответила: «Да. В подъезде было темно, но внутрь проникал свет от уличного фонаря». Напротив дома на Хардинг-авеню действительно имелся фонарь, но лампа в нем оказалась разбита, и потому тротуар в непосредственной близости от парадной окутывал мрак. Клинг с Кареллой поднялись по ступенькам и вошли в дом. В парадной стояла такая темень, что детективы едва могли друг друга разглядеть, и это при том что они стояли практически плечом к плечу. Они принялись ждать, резонно предположив, что глаза привыкнут к темноте, но мрак был настолько кромешным, что даже спустя десять минут Карелла едва мог различить черты лица Берта. Когда произошло убийство, ночь выдалась безлунной, по словам самой Патриции, шел сильный дождь. Если фонарь на улице был разбит, то Патриция, естественно, не смогла бы разглядеть нападавшего, однако если, с другой стороны, фонарь в тот поздний вечер горел…

Согласно уставу патрульные полицейские, несущие ночное дежурство, при обнаружении неисправного фонаря обязаны были составлять соответствующий акт. Для этого имелся специальный бланк-формуляр, в котором следовало указать местоположение фонаря, его номер, время возникновения неисправности (если оно, конечно, было известно), время ее устранения, а также ее суть. Патрульный должен был обозначить, что именно вышло из строя – лампа, плафон или отражатель, поставив в соответствующем месте галочку. В самом низу бланка-формуляра большими буквами было напечатано: «ПРИНЯТЫЕ МЕРЫ», а под этими словами – три пустые строчки. Предполагалось, что патрульному следовало написать, предпринял ли он что-нибудь, обнаружив неисправный фонарь. Понятное дело, никто от полицейского не требовал лезть на фонарь и устранять неисправность самостоятельно. Особые действия предпринимались только в тех случаях, когда погасший фонарь располагался у потенциального объекта ночного налета вроде банка или ювелирного магазина. Во всех остальных случаях патрульный в конце дежурства ограничивался заполнением бланка-формуляра о неисправности уличного освещения. Затем дежурный сержант в участке ставил в известность электроэнергетическую компанию, которая в удобное для себя время устраняла неисправность. Иногда это происходило на следующий день, иногда – через три дня, а порой, в некоторых районах города, – и через две-три недели.

Патрульный Шанахан, обнаруживший тело Мюриэль Старк, после завершения дежурства так и не представил акт о неисправности фонаря. Впрочем, вполне возможно, что он просто не успел этого сделать, поскольку из-за убийства завертелась изрядная кутерьма. Впрочем, быстро выяснилось, что в пятницу вечером патрульный Фини совершал обход по тому же самому маршруту, что и Шанахан. В конце своего дежурства, в восемь утра в субботу, он передал дежурному сержанту восемьдесят седьмого участка акт о неисправности уличного освещения. Акт был датирован шестым сентября. Неисправный фонарь располагался на углу Хардинг-авеню и Четырнадцатой улицы. Фини присвоил фонарю номер шесть, поскольку всего в квартале имелось шесть фонарей: по три с каждой стороны улицы. Он не указал ни время возникновения поломки, ни время ее устранения. Напротив граф «неисправная лампа» и «неисправный плафон» чернело по галочке. Графа «ПРИНЯТЫЕ МЕРЫ» осталась незаполненной. В самом низу бланка-формуляра Фини поставил свою подпись с расшифровкой, также написав свое звание и номер полицейского значка. Акт о неисправности недвусмысленно свидетельствовал о том, что фонарь вечером в пятницу не горел. После посещения места преступления Карелла знал, что не горит он и сейчас. Возникал вопрос: чинил ли кто-нибудь его после представления акта о неисправности? Горел ли он в субботу в вечер убийства? Если да, значит, его разбили еще раз.

Карелла немедленно связался с электроэнергетической компанией.

– Да, нам сообщили о неисправности, – ответил мужчина на другом конце провода.

– И когда ее устранили? – спросил Стив.

– Слушайте, вы хоть представляете, сколько фонарей мы чиним каждый день?

– Меня интересует один конкретный фонарь, – ответил Карелла, – номер шесть, на углу Хардинг-авеню и Четырнадцатой улицы. По имеющимся у меня данным, наш патрульный утром шестого сентября, в субботу, представил акт о неисправной лампе и плафоне. Полагаю, дежурный сержант…

– Да, нам сообщили об этом фонаре. Я вам это уже говорил.

– А его починили? – поинтересовался Карелла.

– Надо проверить.

– Сделайте одолжение, – отозвался Стивен. – В первую очередь меня интересует, была ли устранена неисправность к одиннадцати вечера в субботу.

– Секундочку.

Карелла принялся ждать.

– Да, – наконец раздался голос в трубке, – неисправность устранили в субботу, шестого сентября, в шестнадцать часов пятьдесят семь минут.

– Он снова не горит, – пожаловался Стивен.

– И что теперь? – раздраженно ответил собеседник. – Если вы не в курсе, спешу вам сообщить, что фонарь стоит у заброшенного дома, назначенного под снос. Скажите спасибо, что мы вообще стали с ним возиться.