Посетившие библиотеки соотечественники выяснили, что на судне, с которого удалось скрыться его предку Ли Суню, команда состояла в основном из беглых каторжников или лиц, имевших проблемы с законом.

Капитан корабля был бабник и ушел в море, чтобы скрыться от преследований разгневанных мужей тех женщин, которых совратил. Таковых набралось многовато, среди них нашлись высокопоставленные лица.

Помощник капитана был алкоголиком. Его списали на сушу с военного корабля. Он пристроился на торговый, потому что морское дело знал и в случае крайней необходимости, аврала, даже мог продержаться без водки.

Еще там был молодой авантюрист, жаждущий приключений. Проблем с законом он к моменту отплытия не имел, но дома ему было скучно.

В Россию из того плавания вернулись члены команды и молодой авантюрист. Куда делись капитан и первый помощник, выяснить не удалось. Или пока не удалось.

* * *

«Как все-таки выйти на Смирнову?» – думала высокая женщина. В конце концов решила: надо переждать. Пусть все успокоится, страсти улягутся. Она и так ждала три года. Подождет еще. Шанс представится. Ведь ей еще требовалось обезопасить себя и родных.

Про дело об убийстве модели все вскоре забыли. Есть признание, есть свидетель, зачем ломать голову, кому нужны тонкости? Григорий Петров отправился под суд, получил пять лет строгача и отбыл в Архангельскую область. Никто из моих знакомых из органов, связанных с делом, про него не вспоминал. Спихнули и ладно. Других полно. Но мне оно почему-то не давало покоя. Только я не знала, что предпринять. Да и, признаться, все это время была страшно занята. Моталась с происшествия на происшествие, которыми мы занимали не только «Криминальную хронику», но и половину выпусков ежедневных «Новостей». Весело жил город, ничего не скажешь. Наш главный редактор, старая лесбиянка Виктория Семеновна, искренне радовалась: убивали с изюминкой. То, что надо зрителю и читателю, который, по ее мнению, хочет секса и крови. И секса, и крови, и «изюминок» было, по-моему, даже с избытком. Но опять же, есть из чего выбирать.

Наконец удалось выкроить свободную вторую половину дня, и я решила отправиться к матери Гриши Петрова. Пашку оставила в машине в компании с пивом, чтобы не скучал, сама поднялась наверх. Заранее не звонила – ведь по телефону проще всего отказать, а когда я стою под дверью…

Гришина мать дверь мне открыла. С момента нашей прошлой и единственной встречи она здорово сдала.

– Проходите уж, раз приехали, – сказала. – А где ваш парень? Ну тот, который снимает?

– Я не для официальной беседы. Я просто хочу с вами поговорить, если согласитесь.

Она как-то неопределенно пожала плечами и пригласила меня в кухню.

– Ну спрашивайте, – вздохнула.

– Вы верите в то, что ваш сын совершил убийство?

Она долго молчала, потом посмотрела на меня.

– А вы? – спросила.

– Нет. Хотя я его и не знала лично.

– А Витьку знаете?

– Доводилось общаться, – уклончиво ответила я. Я ведь общалась с банкиром у него в особняке? Правда, это был первый и последний раз. Кассету он у меня больше не просил. Мать Григория от записи тоже отказалась, как мне передал адвокат, с которым я была знакома и которому ее предлагала, вспомнив про просьбу матери Петрова. Адвокат сказал мне, что «вопрос решен к всеобщему удовлетворению». Я решила не лезть к нему с расспросами. Хитрый жук все равно ничего не скажет.

Мать Григория тяжело вздохнула.

– Гриша же признался. – Она опять вздохнула.

– А вам он что-нибудь сказал? В тот вечер, когда вернулся?

Она долго молчала. Потом вдруг заплакала.

Я вскочила, обежала стол, обняла пожилую женщину за плечи. Плакала она долго, успокаивалась еще дольше. Я накапала ей корвалолу, который стоял на кухонном столе, потом сама заварила чай.

– Ты чего вообще сделать хочешь? – наконец спросила она меня, называя на «ты». – Гришку из зоны вытащить? Так не согласится он.

Я удивленно посмотрела на нее.

– Ну ты сама подумай, если он уже все подписал и… решил. Ради нас с сестрой. – Женщина опять утерла слезы. – Не знаю я, кто Ольгу на самом деле убил! Не знаю! Может, и Гриша ее толкнул. Может, и Витька. Может, дрались они, а она влезла. Говорила я Гришке: забудь ты о ней! Забудь. Выбери себе кого-нибудь попроще. Куда тебе эта… модель? – Она произнесла слово «модель» так, что оно прозвучало, как «шлюха». – И вот теперь…

Она махнула рукой.

– Виктор дал вам денег?

Женщина кивнула:

– И Гриша сказал: все будет хорошо, мама. Ты не волнуйся. А как мне не волноваться?! Как он там, на севере-то?! Хотя обещал Витька его побыстрее вытащить… И сама я на свидание обязательно поеду. Витька дорогу оплатит.

Она помолчала, утерла снова выступившие слезы.

– Да все я понимаю… Гришка у меня – золотой парень. Ведь иначе бы… Катерина, дочка, работу бы потеряла. И на что бы они жить стали? У нее ж детишек двое, а муж-то постоянно не работает. Вообще не понимаю, чем он занимается. Как ни приеду в гости – сидит за своим компьютером. А дети – за своими. Что за жизнь? А Катерина работает от зари до зари. Сама знаешь, сколько все сейчас стоит. Вы-то учились – все образование было бесплатное, и медицина бесплатная, а сейчас за все платить надо. Ну и Грише Витька… Юль, скажи, это правда, что сейчас за деньги в тюрьме сидят? Что люди сейчас и так на жизнь зарабатывают?

– Слышала про такое, – уклончиво ответила я.

– Вон как, значит, повернулось. – Она покачала головой. – Мерзавец на свободе гуляет, по кабакам шляется, а хороший человек баланду хлебает, потому что ему работу не найти?

В конце речи уже полностью успокоившаяся мать Григория сказала мне, чтобы я лучше ничего не расследовала. Так решил Гриша. Но мне все равно сказала спасибо.

На всякий случай я оставила женщине все свои телефоны.

* * *

Пашка в машине уже лыка не вязал, и я повезла его домой, размышляя над сложившейся ситуацией. Я знала точно, что Ольгу убили не случайно: эксперт-то не дурак, определил, что ей шарахнули чем-то по виску так, как случайно не шарахают. Наверное, банкир. В присутствии Гриши? С другой стороны, какая разница?! Ее ведь в самом деле не вернуть. А Гриша принял решение. Куда же я влезаю-то? Наверное, об этом деле лучше забыть.

На следующий день, когда я в очередной раз выволакивала любимого оператора из машины, чтобы тащить в квартиру, ко мне подошла высокая светло-русая женщина лет тридцати пяти – тридцати семи на вид, с короткой стрижкой, и предложила свою помощь. Мне она (или скорее что-то в ее облике) почему-то показалась знакомой. Но, пожалуй, с ней мы раньше не пересекались. Я запомнила бы ее из-за роста.