Насколько мы можем судить, для древнерусских летописцев, равно как и для их читателей, понятие варяги было нечто само собой разумеющееся и не требующее особого разъяснения. Как уже отмечалось, в ПВЛ отсутствует прямое объяснение их племенной принадлежности. Нет его и в других древнерусских летописях.

Когда понятие варяг потеряло свою племенную принадлежность и превратилось в обобщенное название заморских европейцев, оно также не требовало особых пояснений. Первые пояснения, кто же были варяги в момент их призвания, появляются на Руси уже в конце завершения летописной традиции, когда термин забылся уже настолько, что потребовалось специально его объяснять отечественному читателю. Рассказывая о призвании варяжских князей, автор рукописного Хронографа Е.В. Барсова сообщает: «И отъ техъ местъ прозвашася русь и словетъ и доныне роусь. Ведомо же боуди яко ноугородцы отъ роду варяжского, варязи бо прежде быша словяне»{124}. Как видим, данный автор особо подчеркнул, что варяги прежде были славяне, чтобы отличать их от варягов, известных на Руси в его время. Совершенно независимо от Хронографа об этом же говорит и украинский Синопсис 1674 г.: «Понеже Варяги надъ моремъ Балтійскимъ, еже отъ многихъ нарицается Варяжеское, селенія своя имуще, языка Славенска бяху, и зело мужественны и храбры. И тако по совету Гостомыслову сбыстся. Пріидоша на прошеніе Россовъ Князіе Варязстіи, отъ Немецъ три родные братія… в землю Русскую…»{125} В данном случае варяжские князья выводятся «отъ Немецъ», как неоднокретно говорилось об этом событии в поздних русских летописях. Обусловлено это было тем, что западнославянские земли были захвачены немцами, а местное славянское население подверглось истреблению или онемечиванию. Соответственно с этим менялось указание на местоположение родины варяжских князей в отечественной традиции. Как видим, два автора допетровской Руси совершенно независимо друг от друга утверждают славянскую принадлежность варягов.

Возникает закономерный вопрос: есть ли следы представлений о том, что варяги — это западные славяне в более древней летописной традиции? Несмотря на то что это понятие уже с XI в. утратило свою племенную конкретику и превратилось в собирательное, отдельные следы этого имеются. Рассказывая о встрече киевского великого князя Изяслава Мстиславича со своим братом Ростиславом в Смоленске в 1148 г., летописец отмечает, что братья обменялись дарами, причем «Ростиславъ да дары Изяславоу что от верьхнихъ земль. и от Варягъ»{126}. Верхними землями эта же летопись годом ранее называет Смоленск и Новгород, «верхние» по отношению к Южной Руси. Что же касается варягов в данной статье, то на основании детального анализа международной обстановки в тот период В.В. Фомин убедительно показал, что ими могли быть только южнобалтийские славяне, а не немцы, готландцы, датчане или шведы{127}. В статье, посвященной событиям 1296 г., в Ермолаевском списке Ипатьевской летописи отмечается, что польский король Пшемысл II был убит за смерть своей жены Лукерий, которая «бо бе рода князей Сербскихъ зъ Кашубъ, от Поморія Варязскаго, отъ Стараго града за Кгданскомъ»{128}. Чтобы избавить себя от необходимости хоть как-то объяснять последнее известие, норманисты В.Я. Петрухин и Е.В. Каменецкая объявили его мистификацией, в использовании которой они обвинили своих оппонентов{129}. В том, что данное место действительно есть во втором томе Полного собрания русских летописей, может убедиться любой читатель, и в этом случае норманисты или не дочитали до конца летопись, или сознательно вводят людей в заблуждение. Таким образом, традиция восприятия варягов как славян в поздних памятниках отечественного летописания имела свое начало в более древних летописных текстах.

Кто такие были варяги, было понятно любому непредубежденному читателю летописей, даже иностранцу. Великолепным примером этого может служит С. Герберштейн. Посол Священной Римской империи хорошо знал славянский язык, бывал по делам службы как в Дании, так и на Руси, которую посетил в 1516–1517 и 1526 гг. В своем сочинении он отмечал, что поначалу полагал, будто призванными варяжскими князьями были шведы, датчане или пруссы, однако под влиянием собранных данных изменил свое мнение: «Далее, по-видимому, славнейший некогда город и область вандалов (некоторые средневековые авторы и писатели Нового времени неоднократно отождествляли вандалов со славянами. — М.С.), Вагрия, была погранична с Любеком и Голштинским герцогством, и то море, которое называется Балтийским, получило, по мнению некоторых, название от этой Вагрии… и доселе еще удерживает у русских свое название, именуясь Варецкое море, т.е. Варяжское море, сверх того, вандалы в то время были могущественны, употребляли, наконец, русский язык и имели русские обычаи и религию. На основании этого мне представляется, что русские вызвали своих князей скорее из вагрийцев, или варягов, чем вручили власть иностранцам, разнящимся с ними верою, обычаями и языком»{130}. Еще до С. Герберштейна С. Мюнстер, заслуживший за свою ученость славу «немецкого Страбона», в 1544 г. отождествлял вагров и варягов и утверждал, что именно к этому народу принадлежал Рюрик, приглашенный на княжение на Русь{131}. Поскольку древнерусских летописей С. Мюнстер не читал, можно предположить, что он исходил из традиции отождествления варягов с западными славянами, сохранившейся на противоположном берегу Варяжского моря. В этом мнении он был далеко не одинок. Польский историк С. Сарницкий в своих изданных в 1587 г. «Польских анналах» писал о славянах-вендах с южного побережья Балтики как о предках русов, а опубликованная в 1725 г. в Амстердаме «История рутенов» утверждала, что варяги были русы с того же южного побережья Варяжского моря{132}.

Наконец необходимо упомянуть мусульманского автора XIV в. Димешки, который оставил нам чрезвычайно ценное сообщение о варягах: «Здесь есть большой залив, который называется морем Варенгов. А Варенги суть непонятно говорящий народ, который не понимает почти ни одного слова (из того, что им говорят). Они славяне славян (т.е. знаменитейшие из славян)». Сохранилось у него и упоминание о пути «из варягов в греки»: «Иные утверждают, что… русское (Черное) море имеет сообщение с морем варенгов-славян»{133}. Поскольку в XIV в. тема варягов была для исламского мира неактуальна, и тем более к тому времени мусульманские купцы явно не могли уже непосредственно общаться с поморскими славянами-варягами, чтобы отметить непонятность их речи, очевидно, что Димешки передавал сообщение каких-то более ранних исламских авторов, что было обычным делом для географических сочинений арабо-исламского мира. Таким образом, мы видим, что совершенно независимо друг от друга отечественная, византийская, германо-польская и мусульманская традиции совершенно однозначно исходят из того, что варяги были славянами.