— Стас, загони свою колымагу в сарай! — крикнула я, хорошо зная, что тот обидится за «колымагу».

Но Стас не желал отзываться, я пошла его искать, чтобы убедиться, что все же испортила ему настроение.

К большому своему удивлению, открыв дверь его комнаты, я увидела, что он преспокойно лежит на своем диване. Так вот почему он не пошел провожать ребят до ворот! Он просто-напросто завалился спать.

— Молодец, — сказала я, тихонечко закрывая дверь, — не такой уж ты приставучий парень.

В горнице все еще толклась бабка Степанида, наводя окончательный лоск, я помогла ей, и скоро мы разошлись, пожелав друг другу спокойной ночи.

За окошком давно стемнело, лениво перебрехивались напоследок собаки, а я лежала, положив руки за голову, и прислушивалась к затихающим звукам отходящей ко сну деревни. Наконец глянула на часы, поднялась, переоделась в джинсы и футболку и осторожно выглянула в окно. Где-то за околицей глухо ухнула сова, я перекинула ногу через подоконник, опять прислушалась и, не заметив ничего страшного, изготовилась спрыгнуть вниз. До земли было недалеко, но прямо под окном росли кусты шиповника, и оцарапаться мне не хотелось. Я примерилась и отпустила руку. В то же самое мгновение внизу что-то зашевелилось и кто-то сдавленно прошептал:

— Настасья Игоревна!

Излишне будет объяснять, что после этого я с визгом шарахнулась в сторону и, неловко зацепившись в полете за что-то ногой, с треском завалилась в самую середину куста. Подо мной раздался полузадушенный вскрик, я активно забарахталась, пытаясь восстановить равновесие, и, свалившись наконец с чьей-то спины, очутилась на карачках.

— Кто здесь? — Я попыталась спросить грозно, но вышло как-то жалко. Вскочив на ноги и прижавшись спиной к стене, я тщетно старалась разглядеть того, кто все еще барахтался в кустах. — А ну, вылезай!

Пока я вверх тормашками летала по кустам, мне очень хотелось, чтобы здесь появился Стас, теперь же, разглядев поднявшуюся на ноги тонкую мальчишескую фигуру, я молилась, чтобы этого не произошло. Потому что я сразу сообразила, что это не кто иной, как тот самый Володя Савченко, по чьей милости я в настоящее время испытываю столько неудобств. Смущенно опустив глаза, мальчишка шагнул ко мне ближе и прошептал:

— Извините.., это я…

«Только бы Стас спал! — думала я, в напряжении косясь на соседнее окно. — Иначе здесь такое будет! Мама ОМОН вышлет». Но я зря волновалась, Стас так и не проснулся, видно, намаялся, бедняга.

— Хорошее ты время выбрал по гостям ходить, — буркнула я, присаживаясь на скамеечку под окном и жестом приглашая мальчишку сесть рядом.

— Я днем не мог… — он опустил голову, и я подивилась странной интонации. Не то чтобы он заплакал, но эти слова явно дались ему нелегко.

Вспомнив в конце концов, что я все-таки педагог, я постаралась придать голосу максимальную доброжелательность.

— В чем дело, Володя? Расскажи, пожалуйста.

Он сцепил пальцы и зашептал:

— Это я вам записку написал. Вы читали? — я кивнула. — И Ирине Захаровне тоже. Она нашла, я видел.

Нельзя ей у забора сидеть, у нее очки отсвечивают…

— Чего? — не поняла я. — При чем здесь очки?

— Они вечером костер жгли, Ирина Захаровна у забора была.., у нее очки, и они отсвечивают от огня.

Тут я сообразила, в чем дело, и задумалась. Так, интересно, а кроме него, еще кто-нибудь заметил сверкающую очками Ирину Захаровну? Следопытка недоделанная, если там и вправду то, о чем она рассказывает, ей запросто отвернут голову, чтобы не совала ее куда не следует.

— А зачем ты писал записки?

Тут парень заерзал и, томясь, пояснил:

— Анастасия Игоревна, вы не подумайте чего… У меня братан есть старший.., он очень хороший.., Он год назад из тюрьмы вернулся… Но вы не думайте, он ничего такого…

— Я понимаю, Володя, — ободряюще покивала я, хотя, признаться честно, пока еще ни хрена не понимала и очень опасалась разбудить Стаса.

— Ему почтальонша один раз телеграмму принесла…

Он тогда стал нервничать, как я понял. И бабушке говорит: «Поезжай в город, я в огороде сам разберусь». Бабка не хотела, но он настоял. И мне говорит, собирайся тоже.

А я говорю: «Чего я в городе не видал, все пацаны здесь».

Ну он разорался, обещал по шее дать… Бабку отвез, а я не поехал. Вадька рукой махнул… А потом к нему друзья приехали. В первый вечер за стол сели, один там все про баб… — Тут Володя крепко задумался, видно, пытаясь сообразить, какими словами передавать разговоры моих пляжных знакомцев, и думал достаточно долго. Определившись наконец, он продолжил:

— И тут Вадька вдруг ляпнул, мол, училки вон Вовкины есть, молодые и красивые. Про вас сказал… Ну, вот так, всю ночь сидели, пили, а этот все порывался по бабам.., то есть хотел к вам в гости… А на другой день сели за стол и стали про кого-то разговаривать, кто одному мужику ихнему руку прокусил…

Я заморгала и съежилась.

— Ну и что дальше?

— А Вадька говорит: "Это и были Вовкины училки.

Одна вот тут, за забором живет".

Он замолчал, я молчала тоже. Причина, побудившая пацана написать записки, теперь понятна, и я была ему за это весьма благодарна.

— Знаешь, Володя, может быть, тебе действительно лучше в город уехать?

Мальчишка кивнул:

— Да я теперь сам хочу. Вадька меня днем из дома не выпускает. Говорит: "Меньше знаешь — крепче спишь…

Сам остался, вот и не ной!" А на фига мне в доме сидеть?

Решил завтра с первым автобусом.

— Володя, а сколько у вас гостей?

Володька задумался, потом затряс головой:

— Человек десять. Точно не знаю, Вадька выходить не разрешал, я только ночью, в окно лазил.

— Ясно, — протянула я, однако на самом деле все было как раз наоборот. И на всякий случай поинтересовалась:

— А что они у вас делают-то?

— Знаете, Анастасия Игоревна, по-моему, они чего-то ждут!

Это прозвучало весьма неожиданно, я покосилась на Володю:

— Ждут? Это интересно…

Поговорив еще немного, я выяснила, что возвращаться сейчас домой Вовка не собирался, решив переночевать в соседском саду. В целом его план я одобрила, однако позволить ребенку спать на земле не могла, ближе к вечеру поднялся ветер, поэтому я решительно загнала ее через окно в свою комнату, строго приказав не шуметь и ложиться спать.

— А вы? — Он высунул удивленную физиономию из окошка, я сердито цыкнула и сказала:

— А у меня дела! Спи давай! Быстро!

* * *

Палить всю ночь на улицах фонари, вероятно, считалось у горелкинской администрации непозволительным излишеством, поэтому ко времени полного сонного затишья большая часть фонарей переставала освещать дорогу припозднившимся жителям. Однако сейчас подобная светомаскировка была мне на руку. В потемках все же спокойнее, не видишь ты, но зато не видят и тебя.