официанта, не проверяя чек, две купюры номиналом по сто Евро каждая. – Молодец, друг, постарался. Получи отработанное!

Официант этого только и ждал. Без излишних дальнейших стараний он проговорил лаконично «thank you, sir 26» и быстро удалился. Александр же, старательно прочистив передний ряд зубов зубочисткой, снова вернулся к прежней теме.

– Насчет «Герники» и войны, кстати. Я слышал одну интересную легенду, – начал он. Кати не помнила, чтобы он рассказывал ей когда-то какую-то легенду про Гернику и даже отложила в сторону свой Айфон, в который полезла, воспользовавшись паузой в разговоре.

– Что за легенда?

– Ну ты знаешь, что большую часть своей жизни Пикассо прожил во Франции, в Париже, – Александр снова откинулся в кресле и лицо его приняло прежнее экспертное выражение. – Когда Францию оккупировали немцы в самом начале войны, один из немецких офицеров, видимо поклонник изобразительного искусства, узнав от кого-то там о том, что где-то неподалеку живет великий художник, автор знаменитой картины, которая прошумела на весь свет, решил наведаться к нему и, так сказать, свести знакомства. Он пришел к нему в студию, позвал к себе Пикассо и показал ему фотографию картины, которую принес с собой. «Это сделали вы?», – спросил офицер у Пикассо, – здесь Александр остановился, выдерживая для драматизма паузу. – «Нет, – ответил ему Пикассо, – это сделали вы!»

Кати улыбнулась. История показалась ей красивой, но совсем не правдоподобной.

– Это легенда и не больше, как мне кажется. Пикассо в моих глазах это прежде всего художник, но никак не борец с фашизмом.

– Когда ты настолько знаменит, ты можешь себе позволить дерзости даже с врагами, – проговорил нехотя Александр и тут же отмахнулся от вернувшегося официанта, – keep the change 27!

– Я не думаю, что всё было именно так. Если эта встреча и была в действительности, там присутствовали только два человека. Кто рассказал эту легенду? Немецкий офицер? Сомневаюсь, уж слишком это было не в духе арийцев. Ну а если рассказал Пикассо, – Кати поднялась с кресла и накинула себе на плечи тонкую кофту, – то это не самый достоверный источник.

– Не веришь в силу его сопротивления? – с улыбкой проговорил Александр, открывая перед Кати дверь на улицу. Теплый воздух, наполненный ароматом цветов, приятно касался их лиц.

– Сопротивление тогда было по другую сторону Европы, – уже безо всякой улыбки отвечала ему Кати, – во Франции же люди боялись биться даже словами.

Александр хотел ей что-то возразить, но подумал и решил эту идею оставить. Поэтому несколько минут они шли в тишине. Был уже вечер и на улице стремительно темнело. Солнце уже давно скрылось за горизонтом и тусклые, мерцающие звезды повылезали на небе. Час еще был совсем не поздний, но в этом небольшом приграничном городишке, вернее даже не городишке, а поселке городского типа, как называли они это там, на родине, на улицах уже не было ни души. Все спали, сидели дома или просто провалились куда-то под землю, как почти всегда это бывает с небольшими городками в Европе лишь только стрелка часов переползает за девять вечера.

– Слушай, – Александр заговорил первым, – через пару недель, дней на десять, мне надо будет съездить в Питер. Пара дел, которые требуют присутствия.

Они проходили мимо скамейки, окруженной клумбами с яркими цветами. Кати подошла к ней и молча на нее опустилась. Александр поспешно сел рядом.

– А как же Америка? – спросила она, рассматривая вечерний холмистый пейзаж, как на ладони расстилавшийся с этой видовой площадки. – Ведь мы же туда вроде как собирались.

– Америка никуда не денется! Я вернусь, и мы сразу туда поедем.

– А что за дела в России? – спросила она голосом, в котором Александр уловил уже какое-то легкое недовольство.

– Да ничего особенного, пара дел, которыми надо лично заняться, да и на охоту смотаемся. Ты же знаешь, раз в году, летом, у нас это традиция!

– И если я скажу, что хочу ехать с тобой на эту охоту, ты опять скажешь мне «нет»? В каком-то роде это тоже уже традиция.

Александр предвидел заранее такой поворот разговора.

– Ты видела прогноз, Кейт? Там будет двенадцать градусов тепла и постоянные дожди. Ты как-то идеализируешь всё это. Тебе кажется, что это что-то вроде пляжного отдыха, где ты сидишь целый день под солнцем и только расслабляешься, но это не так! – здесь Александр протянул руку и нежно обнял ее за плечи, – охота это сырость, грязь, холод. А комары! Это вообще отдельная история. Это в Питере и области комаров мало, а в Карелии их как в Сибири! И явно не такие изысканные и культурные, как в Питере. Вся эта грязь не для тебя, ты существо нежное…

– Существо? – удивилась Кати, впрочем, уже без злобы и больше для видимости.

– Ну ты поняла, о чем я! Я не хочу, чтобы ты простудилась там или тебя бы кабан там покусал. Ведь охота это тоже не шутка. Михину собаку прошлый раз кабан задрал прямо у нас на глазах и это притом, что он уже раненый был. Останься в Барселоне с детьми. А я быстро. Неделя с небольшим – это максимум. Больше там делать нечего!

– А в прошлом году ты говорил, что в этом посмотришь.

– И я посмотрел, Кати, честно. Ну надо оно тебе?!

– Пожалуй, что и нет, – она ответила ему не сразу и в знак того, что она наконец-то смирилась с очередным отказом, положила голову ему на плечо. Александр же с силой сжал в своей большой и уже морщинистой руке ее тоненькую ручку. Ему казалось, он знал ее хорошо: она любила тепло, социальные сети, дорогую одежду, элитную косметику и завистливые взгляды себе вслед. Почему она так хотела ехать с ним, причем второй уже раз подряд? Может блефовала? Может таким образом она хотела показать ему свою преданность и то, что она, как жена декабриста, готова была поехать за своим избранным чуть ли ни на край света? Блеф или правда? Эх, если бы он только мог залезть внутрь ее и понять, что творилось в этой ее красивой головке, что пряталось от него за этой завесой красивых глаз, касаний и слов. А что если повернуться к ней сейчас и прямо в лоб сказать, «поехали! давай!» Поедет или нет?! Вот это будет хороший тест на верность. Может согласится, может нет, а может скажет, что да, а потом, за пару дней до вылета вдруг слегка «приболеет».

Это странное чувство охватило его тогда с такой силой, что он готов был уже встать, потянуть ее за