В тот «парничок», где выращивалась «вековая мудрость народа», где, собственно, и вызревали истинно православные «ценности», возможно заглянуть благодаря огромному объему документов, зафиксировавших подлинные представления основной массы русского народа того времени.

Этнографическое бюро князя В. Н. Тенишева с 1844 по 1903 год дотошно, по всем без исключения губерниям, собирало свидетельства «русского народного мировоззрения». Сравнив их и современные им антропологические материалы Тэйлора, Леви-Брюлля, Леви-Стросса, зафиксировавшие основные представления конголезцев, аборигенов Австралии, Соломоновых Островов и Новой Гвинеи, мы видим поразительное сходство меж воззрениями тех народов, что удерживались в первобытности насильно или естественным образом.

Приведем несколько примеров.

У русских крестьян и у конголезцев были идентичными представления о пищеварении, о сглазе, о причинах большинства болезней. С туземцами Соломоновых Островов русского крестьянина роднит убежденность, что пол зачинаемого ребенка можно отрегулировать в момент зачатия. Разница лишь в том, что русский крестьянский способ предлагает мужчине при совокуплении надевать шапку или «бабий платок», а «соломоновец» пытался воздействовать на процесс с помощью «мужских» или «женских» перьев в голове.

Примерно так же обстоит дело и со способами контрацепции.

Народная мудрость предписывала крестьянской барышне пить собственные месячные, слегка растворенные водами семи ручьев, а туземке Австралии разводить их брызгами ночного дождя.

Впрочем, дело даже не в сходстве – первобытное мышление, как известно, транснационально. Дело в уровне интеллекта основной людской массы православной империи.

Это первобытное состояние 80 % населения сегодня практически недостижимо. А именно в нем и был секрет «державности» царской России.

Конечно, вполне возможно заставить российских дам вновь пить свои месячные. Но для этого потребуется долгая кропотливая работа религиозных организаций. И очень большие бюджетные средства. Здесь одним удалением астрономии-биологии-геологии из школьного курса уже не обойдешься.

Впрочем, возможно, мы плохо думаем о тех людях, что откопали «закон о чувствах» на средневековой помойке и спустили на впечатлительную российскую публику.

Возможно, они руководствовались отнюдь не мракобесием, не желанием обрушить страну в прошлое, из которого нет возврата в цивилизованный мир, а вполне здравыми меркантильными соображениями.

Например, созданием суперофшора.

Зачем нужны кипрско-мальтийские риски?

Зачем коварные греки?

Проще создать нечто подобное внутри страны.

Обнести это саркофагом из «моралей», «вер» и «патриотизмов», настолько мощным, чтобы снаружи никому и никогда не было возможности расслышать клокотание бродящих внутри сумм.

А вокруг саркофага создать силовое поле из постоянной истерики об «оскорблении чувств» и нарушении «таинства веры». Чтобы ни один налоговик, ни один прокурорец не смел бы никогда сунуть туда нос в погонах. Это уже даже не суперофшор. Это блаженный и праведный Офшорий.

Ну а мелкие побочные эффекты вроде деградации и раскола страны в этом случае вполне извинительны заботой о неусыпном благе блаженного старца.

Конечно, у обслуги Офшория могло бы ничего и не получиться, если бы не общественность на «подтанцовке». Активисты, хоругвеносцы, депутаты… Все те, кто способен поддерживать градус православной истерики и принимать законы, охраняющие покой блаженного.

Вряд ли, кстати, сама «подтанцовка» в курсе, на каком величественном концерте она задействована.

Ее главная награда – в праве на публичную пафосную истерику, в возможности хоть денек вкусить сладость собственной опричности. На имперскую подтанцовку не следует обижаться. Ее жизнь интегрирует привычка служить кормом для идеологии.

Ей самой так комфортнее.

Ее идеал России – глухо заколоченная «берендеева избушка», из которой откачана ненавистная «европейщина» и создан державно-этнографический вакуум.

В избушке, передушив и пересажав инакомыслящих, они смогут наконец переодеться девами в кокошниках, опричниками, великими русскими писателями, царями и другими трилобитами. И будут водить бесконечные благостные хороводы в своем безвоздушье, счастливые от того, что задыхаются во имя идеи.

По всей вероятности, дело обстоит именно так. Но пугаться не стоит.

Все предопределено. Все нормализуется даже и без особых революций.

Дело в том, что сквозь коросты патриотизмов, мертвых идеологий и глупых законов, взламывая пафос и злобу «новой русской духовности», упрямо и неостановимо прорастают новейшие прагматические поколения.

Они убийственно трезвы.

Сплюнув на пол «берендеевой избушки» и прищурившись, они сформулируют свое житейское кредо следующим образом: если Россия хочет быть моей родиной – ей придется приложить для этого множество усилий.

И вновь старушке РФ придется отдирать с себя коросты. И вновь – с кровью. Придется проститься и с Офшорием.

Погрустневшие имперцы, конечно, будут сопровождать трагедию отдирания корост и прощания траурным маршем, исполненным на ложках, балалайках и графинчиках. Но уже не из кресел Госдумы, а в качестве фольклорного ансамбля со сцены роскошного ДК, который тоже неплохо будет смотреться на месте бывшего бассейна.

Когда на кораблях XVI–XVII веков заканчивалась провизия, команда начинала есть трюмных крыс. Для матросов их просто отваривали, но на офицерские столы они подавались жареными, тушеными или в виде котлеток.

Судовые повара давали этим блюдам игривые имена: «крошечные барашки», «морские индейки» или «перепела океана». Эти «перепела», «зайчики» и «барашки» щедро приправлялись гвоздикой и кориандром, но неизменно сохраняли специфический запах и вкус крысы.

Увы!

Примерно такая же ситуация сложилась сегодня с национальной историей.

Любая попытка приготовить из ее персон и событий идеологическое блюдо гарантирует неизбежность появления в нем привкуса запредельной лжи и абсурда. А традиционные пропагандистские пряности и соусы (пафос, приторность и однозначность) только подчеркивают «крысиный» вкус.

По всей вероятности, сегодня лучше вообще не преподавать в школах историю России. Ее сусально-патриотический вариант неизбежно будет разоблачен при первом соприкосновении со злой информационной средой и станет объектом издевательств. А вариант реалистический чересчур сложен для детского восприятия, да и технически «непреподавабелен».

Следует признать, что, к сожалению, произошло необратимое.

Из мемуаров, дневников, документов и летописей было извлечено огромное количество фактов, подробностей и нюансов, почти полностью девальвировавших «величавость русской старины».