Культура древней Греции повлияла на становление алхимии в ее классическом, европейском виде, пожалуй, еще больше, чем древнеегипетская. А дионисийские лабораторные эксперименты продолжили свою эволюцию в Александрии и развивались наравне с древнегреческими религиями, языком, литературой и философией.

Благодаря политике, провозглашенной еще Александром Македонским, его главное детище, Александрия Египетская, в эпоху римского владычества стала плавильным котлом приносимых со всего света религий и учений: неоплатонизма, греческой философии, гностицизма, герметизма, культов древнеегипетских, азиатских и римских богов, иудаизма и христианства различных изводов. С момента основания в 331 г. до н. э. этот город замышлялся как главный культурный центр. В него стекались интеллектуалы со всего античного мира, именно в нем хранилось бесценное собрание Александрийской библиотеки, части универсального научно-образовательного комплекса — Мусейона.

Свободный дух Александрии делает возможным возникновение алхимии. Египетские техники подделки металлов и камней и представления о божественном происхождении материи сталкиваются с древнегреческой натурфилософией и мистическим платонизмом. Так в III в. появляются одни из самых ранних известных науке сборников алхимических рецептов: т. н. Лейденский и Стокгольмский папирусы, написанные на древнегреческом языке. Папирусы были обнаружены в гробнице в Фивах и переданы в Европу в XIX в.: это единственные свидетельства об алхимии александрийской эпохи, дошедшие до нас не в копии. В них содержится четыре раздела, которые встречаются почти во всех древнейших трактатах по алхимии эллинистического периода. Первый посвящен окраске неблагородных металлов в белый, а второй — в желтый (т. е. изготовление фальшивого серебра и золота). В третьем описывается окраска кварца (подделка драгоценных камней). Четвертый повествует об окраске шерсти искусственным красителем, дешевым суррогатом тирского пурпура. Инструкции о подделке шифруют названия растительных ингредиентов названиями в духе «сперма льва» или «кровь змеи»: эти секретные обозначения станут стандартом для арабской и европейской алхимий, а затем перекочуют в современную ботанику. К примеру, немцы до сих пор называют одуванчик «зубом дракона», англичане именуют ликогалу «волчьим молоком», а на русском красную смолу зовут «драконовой кровью».

Вероятно, многие из папирусных рецептов были заимствованы в сочинении одного из самых ранних александрийских алхимиков, псевдо-Демокрита «Природа и таинство» (ок. I в.) Сегодня этот труд известен только в фрагментах, содержащихся в средневековых византийских копиях. Тайны алхимии главный герой трактата якобы узнал у своего наставника, имя которого не раскрывается. Однако наставник давно умер, приняв яд, и чтобы вновь обратиться к нему за помощью, алхимик вызывает его душу из Аида. Призрак, с большим трудом преодолевая силу даймона, контролирующего его, подсказывает ученику, что необходимые для познания тайн природы книги спрятаны в храме в Мемфисе. Там, в разрушенной колонне, алхимик находит книгу с единственной фразой внутри: «Одна природа наслаждается другой природой, одна природа одолевает другую природу, одна природа управляет другой природой».

Составитель одного из первых изданий этого текста псевдо-Демокрита, историк Герман Дильс (1848–1922), истолковал слово «никто» во фразе «Никто (в оригинале — «ут ан тис») не знал о существовании этих книг» как имя «Останес». Так получилось, что некий Останес порекомендовал ученику искать книги в храме. Но эта догадка об авторстве не возникла в XIX в. Византийский алхимик Синезий считал Останеса учителем псевдо-Демокрита — ему же принадлежит идея о том, что Демокрит-алхимик и Демокрит-философ — одно лицо. Это имя он, видимо, достроил тем же способом, что и Дильс четырнадцать веков спустя. Алхимические тексты Останеса и правда существовали: их составили гностики-последователи Василида во II в., т. е. позже, чем была написана «Природа и таинство».

Выходит, что имя настоящего наставника псевдо-Демокрита в тексте не фигурирует. Но некоторые ученые считают, что упоминания о даймоне и смерти от яда намекают на то, что учителем был сам Сократ. Философ, выписанный в диалогах Платона, умер от ядовитого сока цикуты и тоже неоднократно говорил о сопутствующем ему на протяжении всей жизни добром даймоне — гении, подсказывающем правильные поступки. Тогда и главный герой трактата — не Демокрит, а философ Платон, которому также часто приписывали алхимические сочинения. Таким образом, фраза о «природе, одолевающей другую природу» может быть ссылкой на диалог Плана «Тимей», в котором философ, опираясь на догмат тетрактиса Пифагора (см. здесь), объясняет, что различные стихии, т. е. «природы», могут превращаться друг в друга, т. к. являются разными состояниями одной и той же первоматерии.

После мистического введения в книге начинается перечисление рецептов. Трактат псевдо-Демокрита поделен на четыре раздела и посвящен окрашиванию. Этот автор впервые предлагает классическую модель алхимии, просуществовавшую вплоть до XX в.: свинец превращается в золото с помощью философского камня. В ходе его изготовления содержимое лабораторного сосуда поочередно становится черным, белым, желтым и красным. В Средневековье эти стадии будут называть нигредо, альбедо, цитринитас и рубедо. Конечной целью алхимии псевдо-Демокрита является исцеление души, а не (только) обогащение: ведь изменяя «природы» металлов, человек практиковал ритуал и влиял, согласно принципу симпатии, и на свою душу. Эта идея была позаимствована из пифагорейского учения о метемпсихозе, т. е. переселении душ: считалось, что душа, умирая и перерождаясь, кочевала от растения к животному, от ребенка к женщине, от мужчины к истинному пифагорейцу. Пифагореец должен был улучшать свою душу посредством аскетической жизни и ритуалов, чтобы после смерти душа наконец-то освободилась от земных оков и жила среди небесного света. Теория об исцелении души посредством алхимии будет развиваться во всех последующих трактатах александрийских экспериментаторов.

В это же время своя протоалхимическая традиция была и в Риме. Римский историк I в. Плиний в своей «Естественной истории» описывает настоящий алхимический эксперимент: «Принцепс Гай, наиболее падкий до золота, заказал огромное множество аурипигмента, дабы приготовить из него драгоценный металл. Результатом стало настоящее золото, однако в малом количестве, и Гай страдал о своей потере». Видимо, описываемая Плинием процедура — купеляция, процесс экстракции золота.

Труды других древних полулегендарных алхимиков эллинистического Египта помещены в византийских сборниках рядом с фрагментами псевдо-Демокрита. Среди них выделяется несколько женщин — точнее, авторов неизвестного пола, выбиравших себе женские псевдонимы. Один из трактатов по златоделию был якобы написан Клеопатрой (3, 4). На самом деле древнеегипетская царица не была его автором: алхимики часто подписывали свои работы именами известных исторических персонажей, авторитетных ученых или даже богов. У Плутарха царица Клеопатра становится метафорой Александрии, демонстрирующей нам то, каким город видели греки и римляне: роскошным и экзотическим царством мудрости и похоти. У арабов же она становится целомудренной царицей-ученой (см. здесь), наследуя александрийскому образу царицы-алхимика. В своем трактате псевдо-Клеопатра описывает хризопею (златоделие) как череду химических операций над тетрасоматой — амальгамой из четырех базовых металлов (свинца, железа, меди и олова). Эта технология, восходящая к пифагоровой идее тетрактиса, также станет классической для алхимии Европы.