– А что ребенок? Как выглядит? – спросил Гай.

– Ну как может выглядеть ребенок в закрытой со всех сторон коляске? Несколько квадратных сантиметров красного лица, а все остальное – комбинезон и разные утробные звуки. Но родителям он, конечно, кажется, совершенством, – отозвался Белдо.

Тилль придвинулся к Гаю. Его кабаньи глазки поблескивали.

– Вам нужен этот ребенок? Только прикажите! – рявкнул он.

Гай шагнул к Тиллю и попытался за складками жира добраться до выражения его лица. И, видимо, добрался, потому что в лице Тилля что-то дрогнуло.

– Да, мне нужен этот ребенок! – сказал Гай, и голос его опять зазвенел стеклами. – Он будет ходить для меня в райский сад и приносить мне оттуда яблоки… Но тогда, когда этого захочу я! Вы же, Тилль, даже пальцем к нему не прикоснетесь! Если же прикоснетесь – останетесь без пальца! Или, напротив, от вас останется один палец. Я понятно объясняю?

Тилль угрюмо кивнул. Арно слушал с таким вниманием, что впитывал не только слова Гая, но и его дыхание. Арно умел определять желания своего хозяина не только по лицу, но и по движениям узких плеч, и по звучанию голоса, которое могло меняться от чисто стеклянного до звука фарфора или чашечки из голубой глины.

Убедившись, что Тилль все усвоил, Гай отвернулся и заходил по комнате:

– Ингвар! Для вашего форта наступают суровые трудовые будни! Нужно отобрать ваших лучших берсерков – лучших, разумеется, по интеллекту – и послать их в Копытово, на станцию и на все значимые дороги. Пусть ведут наблюдение. Золотые пчелы вот-вот вылетят, и в ШНыр прибудет пополнение… Мне не хотелось бы упустить этот момент!

– Сделаем! – кратко отозвался Тилль.

– Я надеюсь на этих новых шныров! Пчелиная матка откладывала яйца при старой слабой закладке, а личинки формировались уже при новой, с ее зашкаливающими силами.

Больше Гай ничего не объяснял, но губы Белдо тронула понимающая усмешка. Хороший подарок – эти зашкаливающие силы. Все равно что трехлетнему ребенку, покупающему в магазине игрушечный пистолет, подсунуть под его видом аннигилятор. И вот он идет по городу, палит из пистолетика во все стороны и, к радости своей, обнаруживает, что если направить пистолетик на машину, то она куда-то исчезает… Направишь на остановку – исчезнет остановка. И вот он дергает маму за руку и пытается ей похвастаться, но мама лишь отмахивается и разговаривает по телефону. Купили тебе пистолетик – вот и играйся, а маму не трогай!

– У пчел огромные силы, но что-то с ними может быть не так? – вкрадчиво вытягивая шею, спросил Арно.

Он, в отличие от Белдо, на воображение не полагался и предпочитал выяснять все до конца.

– С ними то не так, что привести они могут немного не того. А мы подумаем, как, используя «немного не тех», сделать ШНыр «немного не таким», – передразнил Гай.

Белдо забежал вперед, чтобы заглянуть Гаю в лицо:

– Неужели силы у новичков будут такими огромными?

– Не знаю. Но знаю, что особая пчела всегда зовет особого шныра, – отозвался Гай, но отозвался немного рассеянно.

Он думал о ребенке Яры и Ула. Пытался себе его представить, но вместо ребенка ему почему-то представлялся щенок гиелы в те первые минуты его рождения, когда мать только-только вылизывает его. Ее язык тормошит щенка, массирует, пробуждает его к жизни. Гай на своем веку перевидал многих щенков, многих велел утопить, но всегда умел увидеть и сберечь того самого, быстрого в полете, злобного, решительного, но вместе с тем покорного своему владыке щенка, от которого поведет потом новую ветвь. Вот и ребенок Яры представлялся ему почему-то щенком. Увы, человеческие дети так медленно растут! Должны пройти годы, прежде чем он научится осознанно пользоваться своим даром и сможет оказаться в Межгрядье, у тайника Митяя.

Что-то в этих мыслях заставило Гая остановиться и вернуться.

«Осознанно… – повторил он. – Осознанно… Да нет, это все равно что сбросить двухнедельного гиеленка с крыши в надежде, что он полетит… Как бы все выяснить наперед, чтобы не ошибиться? У кого?»

И Гай, покусывая ноготь, уставился на полукруг скал, замыкающийся на бумажном Межгрядье старого тетрадного листа.

Ул и Яра переживали один из счастливейших моментов. Все было ново для них: и смешное чихание ребенка, и его еще «нехоженые», новые, совершенно круглые, с нежной кожей пятки, и пушок на курносом носу с желтыми пятнышками сальных желез, и то, как он, сжимая губы, сердито кривит на сторону рот перед тем, как расплакаться. Все это было впервые, и все это было прекрасно.

Даже семейные ссоры, если они и происходили в тот период, были смешными, уютными и из-за какой-нибудь ерунды. Например, из-за того, кто будет катить коляску. Сценарий же ссор всегда был один.

– А не вкрутил бы ты лампочку? – спрашивала, к примеру, Яра.

– Ладно. Если ты засунешь в стиралку грязные вещи, а то у меня ни одной чистой футболки! – сразу соглашался Ул.

– Хм… Ну, в принципе, и без лампочки достаточно светло, – спохватывалась Яра. – Лучше пошли потискаем малыша!..

И, точно заговорщики, они шли к малышу. Разглядывали его, дергали за ручки и ножки, щекотали, переодевали.

Для стороннего наблюдателя ребенок Ула и Яры не казался привлекательным. Он был тощенький, совсем не рекламный. Лицо как у бритого гномика. Круглые провисшие щечки, глазки-пуговицы, узенький, вечно сморщенный лобик, отражающий больше желудочные процессы, чем работу мысли.

Но Яре и Улу их младенец казался самим совершенством.

– Правда, он самый красивый? – спрашивала Яра.

– И какой силач! – восхищался Ул, которого малыш только что двинул пяткой в нос. Любой бы нормальный человек отодвинулся, но счастливый папаша только подставлял под пятку крепкие скулы.

– Поцелуй его в другую пяточку! – потребовала Яра.

– Хорошо! – согласился Ул и получил пяткой в глаз, отчего стал еще счастливее.

Но все же существовали вещи, тревожившие молодых родителей. Малыш вел себя беспокойно. Ворочался. Часто вздрагивал. Не спал ночами.

– Может, он недоедает? – предположила Яра во время посещения детской поликлиники.

Их участковая была очень круглая. Именно это слово приходило на ум каждому, кто ее видел. У нее было круглое лицо, круглые глаза, круглые руки, круглые ноги, даже пальцы, украшенные кольцами, состояли из кругов, вытянутых, исключения ради, в овалы. И, кстати, фамилия у нее тоже была круглая: Шарова.