выкрикнуть именно своё, так сказать, наболевшее. И всё это безобразие с разных ракурсов снимали сразу несколько операторов.

ЮнМи рукой брезгливо отвела особо настырные микрофоны в сторону, дождалась тишины и кивнула тому репортёру, который ещё не успел попасть в её личный "чёрный список". Во всяком случае его лицо не вызывало у неё никаких отрицательных эмоций. Откуда ей было знать, что она с первого раза выбрала одного из тех, которым за вполне невинную услугу была обещана сумма с приятным количеством нулей. И всего-то нужно было задать такой вопрос, на который ЮнМи не сможет не отреагировать резко.

— Госпожа Агдан, — заторопился репортёр. — Что вы можете сказать по поводу вчерашних нелицеприятных слов госпожи президента в ваш адрес? Вы согласны с её крайне отрицательной оценкой вашего творчества?

ЮнМи задумчиво смотрела на толпящихся вокруг акул пера и репортажа, делая вид, что собирается с мыслями, а сама мучительно пыталась вспомнить, что именно говорила вчера про неё госпожа Пак КынХе. И с какого перепугу она вообще что-то про меня говорила? Я ей что, на любимую мозоль наступила? Или это месть за отправленных в отставку министров? В голове было пусто до звона. Судя по вопросу, что-то неприятное она про меня сказала, какую-то явную гадость. Не называла ли она меня, случайно, земляным червяком?

"Чёрт! И зачем я остановился? Надо было сразу уезжать."

ЮнМи, возможно, и уехала бы. Но Юркин был не таков. У него в душе, в той её части, которую он занимал по милости Гуань Инь, в прямом смысле слова всё вскипело.

"Что-о-о? — возмутился он. — Эта коррупционерша посмела отрицательно оценить моё творчество, которое — только между нами — не совсем моё? Да кто она такая, чтобы судить о том, в чём не разбирается? Подумаешь, первая женщина президент Кореи. Президентши, как оказалось, тоже воруют. Помнится, в том мире её за взятки и прочие нехорошие излишества на двадцать лет засадили. То есть, дорогие мои, что же это получается? Она сейчас вовсю нарушает закон, принимает недрогнувшей рукой нехилые подношения, коррупционирует налево и направо и при этом ещё имеет наглость катить на меня бочку и обвинять… в чём-то меня обвинять. Меня, такого всего белого и пушистого! Блин, у кого бы спросить, что же она всё-таки вчера такого сказала? ЁнЭ, почему, когда ты так нужна, тебя нет рядом?"

— Я полагаю, — прервала наконец затянувшееся молчание ЮнМи, — что президент Пак КынХе в данном случае занимается не своим делом. Она, конечно, может говорить про меня всё, что ей угодно. Может обвинять меня в любых грехах. Однако далеко не факт, что её обвинения справедливы. Я бы даже уточнила — совершенно не факт. Хочу заметить, что уже не в первый раз госпожа президент попадает, так сказать, пальцем в небо. Вспомнить хотя бы то её, особо памятное для меня заявление, что я и господин Джу Вон являемся женихом и невестой. На всю страну озвучить непроверенную и ложную информацию — это, знаете ли… Видимо, и в этот раз советники, пресс-секретари или референты — кто там у неё ещё есть? — подсунули ей этот, не побоюсь громкого слова, фэйк. Госпожу президента что, больше ничего не заботит? У нас что, других проблем в стране нет? С рождаемостью всё в порядке, подростки не совершают суициды, на дорогах люди не гибнут, продукты не дорожают, с соседями территориальные споры решены? Разве у нас уже окончательно побеждена коррупция? У нас чиновники разве больше не берут взяток? — ЮнМи делает внушительную паузу перед тем, как с наслаждением нанести добивающий удар. — И вот тут у меня, господа, закономерно возникает вполне справедливый вопрос: а на своём ли месте находится наша госпожа президент? Способна ли она, с таким, не побоюсь этого слова, прохладным отношением к своим обязанностям, должным образом руководить нашей великой страной? И не пора ли ей уступить президентское кресло более достойному и компетентному кандидату, пока ещё не поздно? По-моему, так однозначно пора!

ЮнМи ещё раз обвела пронзительным взглядом онемевших интервьюеров и скрылась в минивэне.

"Мне капец, — думал Серёга, глядя на пролетающие за окном автомобиля кварталы Сеула. — Опять меня подловили и опять я не сдержался. Эх, Юркин, Юркин! А я виноват разве, что президенту давно пора объявять импичмент? У неё ещё подружка какая-то мутная была, на картах ей гадала как государством управлять. Так что правда на моей стороне. Жаль только, что кроме меня про это никому пока не известно. В общем, она про меня какую-то гадость сказала, а я про неё. Бабские разборки на высшем уровне. Сабоним меня завтра убьёт. И смерть моя, судя по всему, будет мучительной."

* * *

"Охо-хо! Да что ж это такое? — на следующий день Серый читает по дороге из дома в студию новости и, мягко говоря, "офигевает." — Нет, я всякого ожидал, конечно, но уж точно не такого! Если Виктор Степанович Черномырдин говорил: "Хотели как лучше, а получилось как всегда", то про меня можно сказать: "Хотел как лучше, а получилось как всегда ещё хуже". А я ведь в самом деле хотел как лучше, тем более такой случай подвернулся. Думал, реально получится "свергнуть" зарвавшуюся госпожу президента. С министрами же получилось. Ну вот и сверг, свергальщик хренов. Нет, всё-таки правильно говорят, что айдолам в политику лучше не соваться. От нас в политике один вред".

* * *

— ЮнМи вновь отличилась, — мрачно констатирует СанХён. — Вот уж выдала, так выдала. Даже не знаю, что и сказать. КиХо, что у нас с фанатами "Короны"? Хоть кто-то ещё остался?

— Вы будете удивлены, сонсен-ним, но за последние два дня их стало больше на полтора миллиона. И рост стабильно продолжается.

— Кхм! — с трудом прокашливается СанХён. — Неожиданно. А что с продажами последнего диска?

—