«Ничего. Надо быть решительнее. Найду. Прорвусь», – решила филиппинка.

Название кладбища Данг выведала в больнице – Bogorodskoye. Маршрут продолжила с помощью Интернета. Далеко, но не критично. На метро, потом на маршрутке.

На Филиппинах – если на деревенский погост вдруг заявится чужак, да еще бледнолицый, могут и в шею вытолкать. Но Танья, когда пыталась интегрировать подругу в российские реалии, уверяла:

– В Москве никому ни до кого дела нет. На хиджаб еще могут коситься, а если ты в джинсах, как все, – ну, узбечка, и узбечка.

Uzbeck girls работали у них в салоне уборщицами и совсем не походили на филиппинок, но Данг спорить не стала.

В четверг, единственный выходной, ей ужасно хотелось поспать, но мужественно встала по будильнику, в восемь. В метро оказался самый час пик – всю дорогу ехала стоя, в толпе. Зато в маршрутке сидела одна. Водитель (хотя в Москве они обычно равнодушные или злющие) сразу с вопросом:

– К кому едешь?

– Ни к кому. Я на кладбище, – растерялась Данг.

– А кто у тебя там? Любимый? – подмигнул лукаво.

Честно ответила, что подруга, и очень пожалела. Шофер сразу оживился, всю дорогу разливался, что одинок, и звал вечером в чайхану. Посылать «na hren», как учила Татьяна, Данг в пустом автомобильчике не решилась, пыталась рассказывать про мужа, детей, но резвый малый только ржал:

– Да у меня тоже дома жена и семеро по лавкам!

Когда приехали на конечную остановку – в поле, у чугунных ворот, народу никого, – совсем испугалась. Но тут очень вовремя подкатил катафалк, из него высыпали люди в траурных одеждах, Данг рванула дверь и смешалась с печальной толпой.

Таня оказалась права: никто на нее внимания не обращал. Прошла вместе со скорбящими сквозь ворота и застыла в растерянности. Ничего себе, какое огромное! У них в деревне чуть больше ста могил, а тут куда ни кинь взгляд – сплошные кресты и памятники.

Данг стало не по себе – она знала, что души мертвых, даже давно ушедших, часто посещают места, где захоронены их тела. Но страх иррациональный быстро сменился тревогой другого толка. Как и где ей Женину могилу искать?

По какому принципу все организовано – вообще непонятно. Совсем свежие холмики соседствуют со старыми, замшелыми памятниками. А обойти все кладбище, разглядывая таблички с фамилиями, она и до вечера не успеет.

Можно было бы спросить у сотрудников, но резвые дяди в спецовках на нее уже поглядывают – еще маслянее, чем водитель в маршрутке. Хотела зайти в комнату с надписью «Администрация», но на двери объявление с известной ей надписью по-русски «Справок не даем». Чтоб поскорее спрятаться от похотливых могильщиков, Данг нырнула в магазинчик. Венки, цветы, гробы, за прилавком старушка.

Филиппинка старательно произнесла:

– Можно купить у вас цветы?

– Живые? Искусственные? Букет? Корзину? Венок?

Данг не знала, как принято в России, поэтому произнесла по наитию:

– Большой красивый букет живых цветов.

– А емкость?

– Что?

– Есть куда поставить?

– Н-нет. Но я могу купить йомкость у вас.

В магазинчике имелось немало вялых и, несомненно, дешевых нарциссов, но Данг выложила приличную сумму за розы. Когда довольная продавщица пересчитала деньги и вручила ей букет, а также пластиковую банку в качестве вазы, она спросила:

– Вы можете мне помогать?

Старушка оказалась участливой. Не только сбегала в администрацию, чтобы узнать адрес могилы, но даже закрыла магазин и взялась проводить до места:

– А то у нас такой лабиринт. Заплутаете.

По пути морщила лоб, вспоминала:

– Евгения Сизова… Сизова… Что-то знакомое.

– Совсем недавно похоронили ее, – подсказала Данг. – Молодая еще, сорока нет.

– От чего умерла?

– Apoplexy. – Данг все время забывала, какое для удара существует русское слово.

Но продавщица поняла, вздохнула:

– А, сейчас таких много.

Провела сквозь ряды могил, показала:

– Вот.

Голо, бесприютно. Ни ограды, ни скамеечки. Только свежий холмик земли, грубо сколоченный православный крест да металлическая черная табличка с фамилией.

Данг присела на корточки, с трудом разобрала рукописную надпись:

– Сизова Е. П.

Теперь ей нужно было остаться одной, но продавщица уходить не спешила. Сыпала указаниями:

– Цветам обязательно стебли обломай. Если оставишь длинные, мигом упрут. Вода вон там, в кране. А камни здесь, гляди. Обязательно положи несколько в банку, а то упадет.

– Спасибо.

Все? Уйдет наконец?

Но продавщица радостно хлопнула себя по лбу:

– Все. Вспомнила! Видела я ее похороны. Несколько подруг и муж-жадюга.

Данг это слово знала и согласно кивнула.

Но старушка продолжала сокрушаться:

– Не по-людски это – на церкви экономить. А он на отпевание нормальное денег пожалел.

– Отпевание?

Такое русское слово Данг слышала впервые.

Новая знакомая принялась с удовольствием объяснять:

– Ну да, ты ж мусульманка. А православных перед смертью отпевают. У нас, в церкви. Видела, на входе? Официально за это платить не надо, но пожертвование от десяти тысяч. Лучше пятнадцать. Нормальные люди дают. А жлобы – в больничный морг священника зовут. Это дешевле, но для души усопшего нехорошо. Отпевать в церкви надо. Рядом с иконами.

Данг наморщила лоб:

– Женья, по-моему, не верила в Бога. Почему вы считаете, что ее вообще от-пе-ва-ли?

– Тогда бы только табличку поставили. А тут крест православный. И гроб заколочен был. Значит, отпевание было. Священник по окончании службы тело покрывает, все бросают туда по горсти земли, и гроб закрывают. Она в больнице умерла?

– Да.

– Понятно. При больницах много мошенников кормится. Сектанты всякие или совсем аферисты. Эти и за тысячу готовы побормотать. И многие не задумываются, что денег-то сэкономили – а родные их теперь в рай не попадут.

Продавщица, качая головой, наконец удалилась.

А Данг отложила цветы и присела возле могилы.

Нехорошее ощущение, преследовавшее все эти дни, охватило ее целиком, всевластно.

Огляделась опасливо (вдруг примут за ведьму?). Но наблюдали за ней только жирные вороны. Она приложила обе ладони к холмику, утопила руки в земле, сосредоточилась.

И предчувствие, что сопровождало последние два дня, подтвердилось.