часто были просто неугодные царю люди, вызвали некоторую девальвацию самого термина «измена»: в подобные обвинения просто перестали верить. Были реальные случаи предательства, имевшие катастрофические последствия для страны. Наиболее ярким примером здесь считается измена 1571 года, когда на Россию с 40-тысячным войском двинулся крымский хан Девлет-Гирей. Русские войска под командованием боярина князя И. Д. Бельского перекрыли путь татарам, расположившись по берегу реки Оки. Девлет-Гирей не отважился на прорыв. Он планировал пройти через окрестности г. Волхова в густонаселенный район Козельска и подвергнуть его разорению. Там не было крупных русских сил, эти места обороняли лишь небольшие крепостные гарнизоны. Однако планы хана изменили русские перебежчики. У Молочных Вод к Девлет-Гирею привели Башуя Сумарокова из г. Галича. Он утверждал, что на Москве и во всех городах голод и неурожай, от которых вымерли многие воинские люди и чернь, огромное количество людей государь казнил в своей опале, и поэтому население его не поддерживает. Перебежчик призывал, чтобы царь (хан) шел прямо к Москве, и сообщал, что русская армия вся ушла в Ливонию и защищать город некому. В середине мая татары перешли русскую границу южнее Волхова и сделали короткую остановку на Злынском поле (современное село Злынь Орловской области). Здесь к Девлет-Гирею «прибежали» новые изменники: Кудеяр Тишинков, сын боярский, из г. Белева с товарищами. Они горячо убеждали крымцев немедля идти к Москве, уверяли, что путь открыт. Татары двинулись в обход русских войск по Свиной дороге. Они зашли в тыл позициям армии Бельского, расположившейся у Серпухова. Этот путь врагам показали Тишинков с товарищами. В результате маневра Девлет-Гирея Москва оказалась практически беззащитной. Крымцы отказались от прямой атаки, связанной со штурмом и уличными боями. 24 мая они просто подожгли столицу с нескольких концов. За три часа страшного пожара «Москва згорела вся: город и в городе государев двор и все дворы, и посады за Москвою, и людей погорело великое множество, им же не бе числа». По свидетельствам современников, в огне погибло более 120 тысяч человек, в том числе почти вся русская армия и сам воевода И. Д. Бельский. На обратном пути Девлет-Гирей прошел через каширские и рязанские земли, устроив там погром и захватив в полон 60 тысяч человек. Таких масштабов разорения Русь не знала со времен монголо-татарского ига, и вина за это лежит в первую очередь на изменниках Сумарокове и Тишинкове, показавших врагу путь к Москве»[83].

Таковы факты в трактовке современного историка. Оставим их без комментария. Нам было бы важным оценить личности «изменников Сумарокова и Тишинкова», привлекая к анализу документальный материал, вышедший в первую очередь из-под их руки. Но, увы, нам он, по крайней мере, недоступен (если вообще есть).

Но сохранились другие свидетельства, документы, связанные с именем еще одного «изменника» — князя Андрея Курбского. Речь идет о его знаменитой переписке с самим царем, о которой выше уже упоминалось неоднократно, но текст ее лишь пересказывался.

Считается, что имя Андрея Курбского стало нарицательным. Это несправедливо. Никто так и не доказал, что он в течение года передавал противнику — литовской стороне — сведения о передвижении частей русской армии. Да, он оставил вверенные под его командование русские армии, а что ему оставалось делать, когда над его головой был занесен топор и со дня на день его ждал неправедный (в этом можно было не сомневаться) суд его властелина Ивана Грозного.

Интересно обратиться к эпистолярному «наследию» Ивана Грозного и Андрея Курбского, к их совместной переписке. Она уже неоднократно издавалась. Но никогда не рассматривалась с точки зрения истории российских спецслужб.

Итак. Первое послание Андрея Курбского Ивану Грозному.

«Грамота Курбского царю государю из Литвы Царю, богом препрославленному и среди православных всех светлее являвшемуся, ныне же — за грехи наши — ставшему супротивным (пусть разумеет разумеющий), совесть имеющему прокаженную, какой не встретишь и у народов безбожных. И более сказанного говорить обо всем по порядку запретил я языку моему, но, из-за претеснений тягчайших от власти твоей и от великого горя сердечного решусь сказать тебе, царь, хотя бы немногое.

Зачем, царь, сильных во Израиле истребил, и воевод, дарованных тебе богом для борьбы с врагами, различным казням предал, и святую кровь их победоносную в церквах божьих пролил, и кровью мученическою обагрил церковные пороги, и на доброхотов твоих, душу свою за тебя положивших, неслыханные от начала мира муки, и смерти, и притеснения измыслил, обвиняя невинных православных в изменах, и чародействе, и в ином непотребстве и с усердием тщась свет во тьму обратить и сладкое назвать горьким? В чем же провинились перед тобой и чем прогневали тебя христиане — соратники твои? Не они ли разгромили прегордые царства и обратили их в покорные тебе во всем, а у них же прежде в рабстве были предки наши? Не сдались ли тебе крепости немецкие, по мудрости их, им от бога дарованной? За это ли нам, несчастным, воздал, истребляя нас и со всеми близкими нашими? Или ты, царь, мнишь, что бессмертен, и впал в невиданную ересь, словно не боишься предстать перед неподкупным судьей — надеждой христианской, богоначальным Иисусом, который придет вершить справедливый суд над вселенной и уж тем более не помилует гордых притеснителей и взыщет за все прегрешения власти их, как говорится: «Он есть Христос мой, восседающий на престоле херувимском одесную величайшего из высших, — судья между мной и тобой».

Какого только зла и каких гонений от тебя не претерпел! И каких бед и напастей на меня не обрушил! И каких грехов и измен не возвел на меня! А всех причиненных тобой различных бед по порядку не могу и исчислить, ибо множество их, и горем еще объята душа моя. Но обо всем вместе скажу: до конца всего лишен был и из земли божьей тобою без вины изгнан. И воздал ты мне злом за добро мое и за любовь мою непримиримой ненавистью. И кровь моя, которую я, словно воду, проливал за тебя, обличает тебя перед богом моим. Бог читает в сердцах: я же в уме своем постоянно размышлял, и совесть моя была моим свидетелем, и искал, и в мыслях своих оглядывался на себя самого, и не понял, и не нашел, в чем же я перед тобой согрешил. Полки твои водил, и выступал с ними, и никакого тебе бесчестия не принес, одни лишь победы пресветлые с помощью ангела господня одерживал для твоей же славы, и никогда полков твоих не обратил спиной к врагам,