— Мы не могли бы по дороге заглянуть ещё в одно место… Ненадолго. Мне только передать.

Она похлопала себя по бокам, видимо, нашла то, что нужно, успокоилась.

— Конечно, — Лизавета не видела причин возражать.

Уж наверное её не впутают ни в какую историю!

— Спасибо, спасибо вам огромное, — и девочка принялась объяснять их перевозчику, куда ему дальше править.

Лизавета пользовалась возможностью посмотреть на неведомый двойник Венеции. Дворцы по берегу Большого канала сверкали позолотой росписей и белым мрамором ступеней. Единственный мост был очень похож на небезызвестный Риальто, только из дерева. На мосту торговали.

— Смотрите, это площадь Восходящего Солнца, — зашептала Аттилия, показывая налево.

Лизавета повернулась. О нет, здесь не наблюдалось никакого сходства с площадью Сан-Марко, одноимённым собором и Дворцом Дожей. Дворец тут был, но его резное каменное кружево изображало восход солнца, а колонны напоминали невиданные деревья. Рядом возвышался храм, его круглый купол был вызолочен и ярко сверкал в солнечных лучах. Да, похоже, они здесь солнцепоклонники. Как только угораздило?

Лодка вышла в лагуну и свернула направо. И чем дальше шла вдоль берега, тем сильнее становилась мысль Лизаветы: а не зря ли она согласилась на эту авантюру? Что делать приличной девочке в таком месте?

А места вокруг были весьма живописными, если кто любит такую вот жанровую живопись, конечно. Позолота и резные колонны давно исчезли, дома лепились один к другому, и об их внешнем виде давно никто не заботился. Очевидно, у здешних жителей были другие заботы. Когда их лодка свернула на, так сказать, боковую улицу — узкую извилистую протоку — добавился ещё и запах. Пахло разом и морем со всеми вытекающими, и большим скоплением людей. То есть — чем эти люди питались, и что потом из себя выделяли.

Аттилия велела лодочнику причалить рядом с большой лодкой, очевидно рыбацкой — в ней лежали сети, а вокруг удушающе пахло рыбой. Она выскочила на берег, бросив «Подождите», и устремилась в распахнутые и занавешенные драненькой полосатой шторкой двери ближайшего дома, ступеньки от крыльца которого спускались прямо к воде. Дом имел три этажа и был в два окна шириной. Когда-то его покрасили в весёлый оранжевый цвет, но это было давно, и от краски мало что осталось. Впрочем, соседние дома, когда-то синего и жёлтого цвета, теперь тоже выглядели не лучше.

Лизавете стало любопытно, она тоже выбралась на берег и заглянула за шторку.

— Эй, Лучиано, где матушка? — услышала она голос Аттилии.

— Да где ей быть, наверху она, — раздался в ответ юношеский басок. — А ты чего явилась? Тебя выгнали из Ордена? Ты им тоже не годишься?

— Тебя забыла спросить, — огрызнулась Аттилия. — Матушка, я забежала всего на минутку! Камилла, отстань, нет у меня для тебя ничего!

— Смотри-ка, кто пришёл, — ещё один голос, девичий. — Значит, для Камиллы у тебя ничего нет, так получается? А если подумать хорошенько? А если найдём?

— Дети, прекратите немедленно! — слабый женский голос вмешался в свару, но, судя по шуму, успеха не имел.

Лизавета выдохнула и пошла наверх по лестнице, которая начиналась прямо за шторкой.

То, что она увидела, напомнило ей начало двухтысячных, школу, классное руководство и неизбежные визиты на дом к родителям отстающих учеников. И то — те родители жили если и в тесноте, то в целом, всё же, получше.

В этом доме было неубрано, везде валялись какие-то вещи затрапезного вида, через затянутые не понять чем окна проникало очень мало света.

На первом этаже размещалась заставленная грязной посудой кухня, там никого не было. На лестничную площадку второго выходили две комнаты, и в одной как раз и происходило действо.

Женщина в годах, по виду — старше Лизаветы, полулежала на дурно застеленной деревянной кровати. Рядом у окна стоял небольшой сундук и лавка.

Две девочки лет тринадцати-четырнадцати держали Аттилию за руки, парень постарше пытался обыскать её, она пиналась. Женщина безуспешно взывала к молодёжи, но они давно перестали обращать на неё какое-либо внимание.

— Что здесь происходит? — поинтересовалась Лизавета самым учительским голосом, на какой была способна.

Конечно же, они не услышали, как она поднималась, очень уж были заняты. Дети вытаращили глаза, женщина закашлялась. Аттилия воспользовалась моментом, выпуталась из цепких рук и подбежала к матери.

— Госпожа Элизабетта, я сейчас, — пробормотала она.

Мгновенно сунула что-то матери прямо в руку, встала, закрывая её.

— А вы вообще кто? — очнулся парень.

— Не видишь разве — госпожа из Ордена, — зашипела на него мать. — Так-то вы показываете людям, что вас учили в доме чему-то достойному! Лучиано, Камилла, Розалия!

— А чего она не делится, — буркнула одна из девочек. — У неё-то всё есть!

Хорошенькое личико было сначала тщательно раскрашено, потом размазано — как будто она подвела глаза, а потом спала, не умываясь. Её платье из неплохой когда-то ткани было засалено, а глубоко открывающая грудь сорочка — давно не стирана. И голову бы ей тоже помыть. Впрочем, сестрица была если и чище, то ненамного.

Встрепанная Аттилия выглядела сейчас образцом чистоты и аккуратности.

— Захочет — поделится, — отрезала Лизавета. — Аттилия, если ты сделала здесь всё, что собиралась, мы отправляемся дальше.

— Ступай, дочка, — кивнула женщина. — И спасибо тебе. Видишь, как здесь? Не приходи больше.

Аттилия тяжело вздохнула и подошла к Лизавете.

— Я могу идти, — прошептала она.

Но уйти спокойно им было не суждено. На первом этаже поджидали двое мужчин — один юный, второй в годах.

— Чего явилась? — нахмурился старший.

— Не к тебе пришла, — в тон ответила Аттилия. — Где вторая лодка?

— А какое твое собачье дело? — взвился младший.

Папа и братик, не иначе.

— А такое, что если бы не я, не видать бы вам той лодки, как своих ушей. Куда дели?

— А Паоло её в кости проиграл, — сообщила ещё одна девочка, по виду — лет десяти, спустившаяся за ними вниз по лестнице, чумазая и растрёпанная.

— Нитта, поганка, тебя не спрашивали, — названный Паоло схватил валявшийся на полу рваный сапог и швырнул в девочку.

Девочка заверещала.

— Пойдёмте, — Аттилия взяла Лизавету за руку, вывела наружу и быстро усадила в лодку.

Прыгнула сама, и лодка отчалила от берега.

Выбежавшие следом два брата и две сестры кричали им вслед что-то гадостное.

— Чего это они? — спросила Лизавета.

Аттилия зажмурилась и расплакалась. Пришлось брать её за руку и говорить всякое — что пусть их, что нечего такое слушать, и что приличные люди так себя вести не будут.