Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– От меня ни на шаг. И не глупи. – Предупреждаю, что в туалет она зайдет только после того, как я все проверю. И разрешу. Перерезаю веревки. Запихиваю их в карман куртки.
Выходящая из машины девушка выглядит глупо в такую погоду. Рукава ее тонкой измятой блузки даже не прикрывают запястья. Она скрещивает руки на груди и дрожит от холода. Она идет опустив голову, не отрывая взгляд от гравия, и волосы падают ей на лицо. Замечаю синяки на ее руках и глупую китайскую татуировку с внутренней стороны.
Из всех служащих всего одна женщина и ни одного клиента. Все, как я и предполагал. Обнимаю рукой свою спутницу и притягиваю к себе, пусть думают, что мы любовники. Она ступает неуверенно, не попадая в такт моих шагов. Едва удерживаю ее, чтобы не упала, и многозначительно смотрю в глаза, призывая вести себя прилично. В скрепивших нас объятиях нет и намека на интимность, они выражают скорее силу и властность. Девушка все понимает, но не женщина за стойкой.
Захожу в туалет, проверяю, действительно ли там никого нет. Внимательно оглядываю стены, чтобы удостовериться, что девчонка не выпрыгнет в окно, когда я оставлю ее одну. Женщина за стойкой смотрит на меня с удивлением и подозрением. Объясняю ей, что моя подружка много выпила. Кажется, она мне верит.
Девчонка не выходит так долго, что я опять захожу внутрь. Она стоит перед зеркалом и плещет водой в лицо. Затем долго смотрит на свое отражение.
– Пошли, – не выдерживаю я.
Подхожу к стойке и беру несколько конвертов. Собираюсь за них заплатить, но женщина по ту сторону увлечена просмотром какого-то фильма семидесятых годов по телевизору с двенадцатидюймовым экраном. Оглядываюсь в поиске камер. К счастью, их нет.
Достаю из кармана пистолет и велю девчонке вытащить деньги из кассы.
Не знаю, кто из нас напуган больше. Она замирает и поднимает на меня испуганные глаза. Вот я уже стою, приставив пистолет к седым волосам женщины неопределенного возраста. Получается, девчонка свидетель. И соучастник. Она почти шепотом спрашивает, что я делаю. Потом опять и опять, уже громче.
– Что ты делаешь?! – кричит она.
Велю ей заткнуться.
Женщина молит сохранить ей жизнь.
– Прошу, не убивайте меня. Пожалуйста, отпустите.
Подталкиваю девчонку вперед. Она открывает кассу и начинает перекладывать купюры в пластиковый пакет с нарисованной на ней рожицей и надписью «Желаем приятного дня». Приказываю ей подойти к окну и проверить, не появился ли кто на улице. Она кивает покорно, как послушный ребенок.
– Нет, – произносит она, – никого, – и сквозь слезы спрашивает: – Что ты делаешь?
Ткнув женщину пистолетом, велю ей встать.
– Пожалуйста, пожалуйста, отпустите меня.
– Железки тоже давай, – говорю я. Их тут очень много. – Марки есть?
Ее руки проворно открывают ящик.
– Ничего не трогай, – предупреждаю я. – Просто скажи, есть марки? – Мне отлично известно, что в таких ящиках устанавливают тревожные кнопки.
Женщина всхлипывает:
– Они в ящике. Пожалуйста, не убивайте меня. – Рассказывает мне о внуках. У нее их двое: мальчик и девочка.
Я даже расслышал имя – Зельда. Что за имя такое – Зельда? Нахожу марки в ящике, кидаю их в пакет и передаю его девчонке:
– Возьми. Встань там и держи пакет.
Направляю на нее пистолет только для того, чтобы она поняла, что я говорю серьезно. Она вскрикивает так, будто я действительно собираюсь выстрелить.
Достаю из кармана веревку и привязываю женщину к стулу. На всякий случай выстреливаю в телефонный аппарат. Обе женщины визжат как сумасшедшие. Не желаю, чтобы сразу после нашего ухода она позвонила копам.
Рядом с входной дверью лежит стопка толстовок. Подхватываю одну и швыряю девчонке, чтобы надела. Надоело смотреть, как она трясется от холода. Она натягивает ее через голову, и я вижу самую отвратительную вещь из всех существующих в этом мире. На груди написано: «Л`Этуаль дю Норд». Что это значит, черт возьми?
Беру на всякий случай еще пару, двое штанов – похожих на кальсоны – и носки. Под конец прихватываю еще два несвежих пончика в дорогу.
Наконец мы уходим.
В машине я первым делом связываю девчонку. Она до сих пор плачет. Говорю, что у нее два пути: или она замолкает сама, или я ей помогу. Она косится на липкую ленту на панели и успокаивается. Теперь она знает, что я не люблю болтать попусту. Беру конверты и пишу адрес, кладу в каждый столько денег, сколько умещается, остальные распихиваю по карманам. На дороге нам вскоре попадается почтовый ящик, и я бросаю в него конверты. Девушка смотрит на меня с немым вопросом в глазах, но не решается спросить, что я делаю, а я ничего не объясняю.
Перехватив ее взгляд, вздыхаю.
– Ни о чем не беспокойся. – А про себя думаю: «Не твоего это ума дело».
Вариант, конечно, не самый лучший, но сейчас другого у меня нет.
Я уже привыкла, что у моего дома постоянно дежурят полицейские машины. В них днем и ночью находятся по два человека в форме, охраняющие Мию. Они сидят на передних сиденьях, пьют кофе и поедают бутерброды, купленные в супермаркете неподалеку. Смотрю на них из окна спальни, раздвинув рукой рейки жалюзи. Они кажутся мне школьниками, им точно меньше лет, чем моим собственным детям, а у них есть дубинки, пистолеты и бинокли, в которые они оглядывают дом и меня. Убеждаю себя, что они не видят, как каждый вечер в тусклом свете ночника я переодеваюсь во фланелевую пижаму, впрочем, я не очень в это верю.
Мия каждый день, не обращая внимания на холод, сидит на веранде и смотрит на сугробы снега, образовавшие ров вокруг дома. Она поднимает голову и рассматривает верхушки раскачивающихся на ветру дремлющих деревьев. Кажется, она не замечает ни полицейскую машину, ни четырех человек, не сводящих с нее глаз. Я умоляла ее не выходить за пределы веранды, и она соглашается, хотя все же иногда спускается с крыльца, выходит на дорогу и идет к дому мистера и миссис Пьютер или Дональдсон. Тогда одна машина движется за ней следом, а кто-то из офицеров бежит ко мне. Я несусь, забыв переобуться, чтобы остановить дочь.
– Мия, дорогая, куда ты? – повторяю я каждый раз и хватаю ее за рукав рубашки.
Мия никогда не надевает пальто, и руки ее ледяные от холода. Она не знает, куда идет, но каждый раз покорно соглашается вернуться со мной в дом. Я благодарю офицера за заботу, веду дочь в кухню и пою теплым молоком. Мия ежится и послушно пьет, потом каждый раз говорит, что хочет прилечь. Последнюю неделю она неважно себя чувствует и много времени проводит в постели.
Сегодня по какой-то причине она замечает полицейские автомобили. Собравшись на первый сеанс гипноза к доктору Родос, мы выезжаем из гаража, и тут наступает момент просветления.
– Что они здесь делают? – спрашивает дочь.