Убедившись, что сопротивление сломлено, Александр в несколько прыжков пересек отделявшее его от исклеванных пулями камней расстояние.

— Максимов! — крикнул он на всякий случай: не хватало еще получить очередь в живот от своего же солдата.

Но камни молчали, и, перемахнув преграду, лейтенант сразу увидел его.

— Максимов, ты живой?

Максимов, бледный в синеву, лежал на спине, положив голову на камень, а все вокруг было усыпано стреляными гильзами. Но не на них сейчас смотрел офицер: на груди парнишки, утыкаясь стволом в худой подбородок, лежал автомат, а левая рука солдата касалась спускового крючка.

«Опоздал!»

Нет, крови ни на камне, ни на лице лежащего не наблюдалось, лишь слезы струились из-под опущенных век, промывая на грязных щеках две чистые дорожки.

— Максимов!!!

Рухнув на колени перед солдатом, Александр вырвал из его рук автомат и передернул затвор: единственный патрон, сверкнув обмедненной головкой на солнце, вылетел в подставленную ладонь. И все. Магазин был пуст.

«Все до последнего расстрелял…»

Паренек лежал молча, не открывая глаз, и только по лениво шевелящейся жилке на тощей длинной шее было видно, что он жив.

— Максимов, — похлопал его Саша по мокрой щеке, с досадой пытаясь вспомнить совершенно вылетевшее из головы имя бойца. — Максимов, очнись!

Но голова лишь безвольно моталась по камню под становящимися все увесистее и увесистее оплеухами, длинные, как у девушки, ресницы дрожали, но солдат упорно не открывал глаз.

— В шоке он, — раздалось за спиной: младший сержант Линьков, взводный санинструктор, стоял, опираясь на автомат, рядом. — Укол надо.

— Так коли! — взъярился неизвестно отчего лейтенант. — Медик ты у нас или как?

Но сделанный прямо через штанину укол не помог. Приходить в себя Максимов не желал. И у Бежецкого сдали нервы: потерять таким чудом обретенную пропажу никак не входило в его планы.

— Очнись, Максимов, мать твою! — затряс он за плечи парня, мотающегося у него в руках, как тряпичная кукла.

И это помогло.

Веки паренька дрогнули, сперва показав полоски белков, но потом в эти щелки медленно вплыли расширенные зрачки.

— Товарищ лейтенант… — прошелестел Максимов, мучительно кривя губы. — Вы вернулись…

Глаза опять уплыли под лоб, и Бежецкий снова встряхнул податливое тело. И выронил, ощутив под пальцами теплое и липкое…

— Он ранен, товарищ лейтенант!

Пуля пробила бойцу правое плечо, войдя над ключицей, и скользнула дальше, выйдя под лопаткой. Вся спина парнишки была в крови, но сухой щебень жадно глотал ее, не давая распространиться, и можно было лишь гадать, сколько крови потерял раненый.

— В госпиталь ему надо. — Линьков, едва ли не бледнее раненого, сделал перевязку, но кровь упрямо проступала сквозь бинты. — Тут ничего не сделаешь…

— Быстро сделали носилки, — вскочил на ноги Саша. — Перепелица! Карневич! Хватит у покойников по карманам шарить! Под трибунал у меня пойдете! Живо соорудили носилки.

— Из чего?

— Из… — матюгнулся лейтенант. — Проявите смекалку!

— Там еще трое на вершине, — бесстрастно сообщил снайпер Емельянов, изучая что-то на склоне в прицел винтовки.

— А ну, дай! — отобрал у него «СВД» Бежецкий.

На самом гребне подъема, едва-едва различимые даже в мощную оптику, копошились три человека. Один шел налегке, а другой, вооруженный, тащил, закинув его руку себе на плечо, третьего, судя по всему, раненого. И на аборигенов эта троица не походила совсем: двое в пятнистой форме.

«Наши? — подумал лейтенант, подводя указатель к тому, что тащил раненого. — Непохоже… Нет у наших такого камуфляжа… Разве что у спецназа. Но те бы своего нипочем не бросили. Неужели американцы?»

Ему почему-то хотелось, чтобы тот, плечи которого лежали на остром зубчике целеуказателя, обернулся хоть на мгновение, хотя на таком расстоянии черт лица было бы все равно не разобрать. И тот будто услышал мысли Александра. Голова начала поворачиваться…

— Все равно не попадете.

От неожиданности офицер дрогнул, и троица метнулась из поля зрения. А когда снова навел на цель — никого на вершине уже не было: беглецы скрылись за перевалом.

— Далеко, говорю, — пояснил снайпер, мягко, но непреклонно отнимая винтовку. — Не попасть нипочем. Да и патронов у меня осталось всего ничего…

— Носилки готовы, товарищ лейтенант! — доложил Линьков.

— Тогда — рысью, — скомандовал Бежецкий, нервно озираясь на опустевший склон.

— А оружие собрать? — недовольно заявил Перепелица.

— Никуда оно не денется, — отрезал лейтенант. — Отнесем раненого и вернемся назад. А сейчас время дорого.

— Что, опять в эту дыру полезем?

— Еще чего! Обогнем гору, и ребята с заставы подсобят.

Но судьба внесла свои коррективы. Когда отряд поравнялся с тем местом, откуда спустился, зоркий Емельянов заметил целую толпу, движущуюся от кишлака наперерез. Да и само селение внезапно ожило: сразу из нескольких труб в утреннее небо тянулись дымы, блеяли овцы, лаяли собаки…

— Не успеем! — с досадой остановил бойцов Бежецкий. — Что они там, на заставе, спят, что ли? У них же весь кишлак как на ладони! Из «Утеса» проутюжить… Но невидимая снизу застава молчала, будто ее и не было.

— Лезем к туннелю, — принял решение Александр. — Устье за выступом, огнем не достанут. А пока доберутся сюда, мы уже будем недосягаемы.

Выбиваясь из последних сил, бойцы затащили раненого наверх и скрылись под защитой скал. И вовремя: первые пули ударили в камни как раз тогда, когда Бежецкий, прикрывавший отход, нырнул в зев туннеля.

— Перепелица, Емельянов! — распорядился офицер, занимая позицию у входа. — Живо наверх! Потом втаскиваете Максимова и ждете нас…

Уложились быстро. Идя последним, Саша куском проволоки, выдернутой из ненужного больше «троса», связал две гранаты и в два счета сделал растяжку поперек хода. А сам устремился за бойцами.

Когда они уже были снаружи, на склоне, ведущем к заставе, земля под ногами дрогнула и из туннеля лениво выползло огромное пыльное облако: «сюрприз» сработал, как ему и полагалось, четко.

— Вот ни фига себе бабахнуло! — выразился Перепелица, конечно, круче. — Вы что, товарищ лейтенант, — противотанковую мину там зарядили?

— Да нет, пару гранат всего… — озадаченно изучал Бежецкий пыльного дракона, лениво выползающего из недр горы. — Хотел еще пластиту добавить, да… Наверное, кровля обрушилась от сотрясения…

Но не обрушенный за собой ход занимал его: давно вступившее по ту сторону туннеля в свои права утро здесь только-только разгоралось. Чертовщина, начавшаяся возникающим и пропадающим без следа камнем-заслонкой, продолжалась.