Одри остановилась у инструмента и стала смотреть на длинные пальцы Луиса, скользящие по клавишам. Он не читал ноты, а сам сочинял музыку. Его глаза были закрыты, он просто следовал своим чувствам, как будто качаясь на морских волнах, зная, что она рядом, но не испытывая потребности видеть ее. Его пальцы слегка подрагивали, а губы изогнулись в легкой улыбке. Затем минорные аккорды сменились мажорными, и вскоре мелодия стала на удивление жизнерадостной, полной надежды.

Мгновение спустя Луис открыл глаза. Он задержал взгляд на девушке, которая, даже не осознавая того, стала причиной рождения прекрасной мелодии. Затем его лицо озарила улыбка, и Одри почувствовала, что улыбается в ответ. Луис был простодушен и открыт, как ребенок, который легко переходит от грусти к радости. Такая разительная перемена обескуражила Одри, и ее мысли воспарили к небесам вместе с мечтами и чаяниями Луиса.

— Идите сыграйте со мной, — сказал он, освобождая для нее место на стуле.

— Нет, что вы, вы играете так чудесно, — попыталась отказаться она. — Я не умею импровизировать.

— Да нет же, умеете. Давайте я вам покажу.

Одри села рядом с Луисом и тотчас же ощутила тепло его тела. Она нервным движением положила пальцы на клавиши и ждала его указаний.

— Тональность, в которой мы будем играть… си минор, — сказал он, беря первый аккорд.

Одри послушно сыграла гамму си минор.

— Вот так, совсем не трудно, не так ли?

— Я потратила годы на изучение гамм.

— Вы великолепно их играете. А теперь я придумаю для вас мелодию — «Сонату Одри». И как только вы услышите ее, я хочу, чтобы вы закрыли глаза и позволили чувствам руководить вашими пальцами. Не беспокойтесь, если будете ошибаться, это не важно. Вскоре пальцы станут продолжением вашего сердца, и вы не будете думать о нотах, только о чувствах. Вы ощутите потребность выразить их. А теперь закрывайте глаза.

Одри повиновалась. Луис сыграл ей грустную манящую мелодию, глубоко тронувшую мятежную душу девушки. Затем он заговорил о музыке мягким, гипнотическим голосом, унося ее душу прочь из клуба Херлингема в далекие края, где в волшебной долине под покровом темного неба они оказались наедине друг с другом. Пальцы Одри наугад начали касаться клавиш. Сначала нерешительно — нотка здесь, нотка там, — а потом все увереннее, складывая ноты во фразы, которые вплетались в музыку Луиса, рождая скорбную сонату мечтаний.

Манящая мелодия заполняла зал… Старый полковник, сидевший в своем привычном кожаном кресле и читавший «Иллюстрированные лондонские новости», отложил газету в сторону и прислушался. Он словно окаменел. А музыка между тем растапливала лед, которым за долгие годы обросло его сердце. Потом она оборвалась, и пожилой джентльмен вдруг вскочил со стула с проворством юноши. Мысли смешались в голове, а эхо прекрасной мелодии все еще звенело в ушах. Когда полковник посмотрел вокруг, мир вдруг показался ему более ярким и нежным. Он снова и снова удивленно хлопал глазами. Все вокруг казалось необыкновенно хрупким и округлым, как будто бы чья-то невидимая рука отполировала все острые углы жизни. «Любопытно, — пробурчал он себе под нос. — Более чем любопытно…»

Позже, днем, когда Одри вместе с семьей села за обеденный стол, ее душа все еще парила в небесах, сопровождаемая музыкой, которую они с Луисом создали вместе, а перед глазами вставали новые образы и картины, нашептанные Луисом, рожденные его пытливым гением. Она больше не боялась его. Скорее наоборот, она чувствовала, что понимает его. Одри знала, что не должна любить его, но Луис стал самым дорогим для нее человеком. Он был не от мира сего, и он пленил ее дух своей музыкой, страстью и импульсивностью, делавшими его самого таким уязвимым. Она старалась прислушиваться к слабому голосу своего сознания, но вечная мелодия любви заглушала его.

— Ты так волнуешься перед своим праздником? — спросила у племянницы тетя Эдна, когда они принялись за еду.

— Да, — ответила она.

Тетя Эдна нахмурилась, не одобряя ее настроения.

— Она нервничает, потому что влюблена, — громким шепотом пояснила Айла.

Лицо Одри стало багровым от стыда и горького чувства обиды. Она укоризненно взглянула на сестру.

— Прости меня, Одри, — засмеялась Айла. — Но у тебя же все на лице написано, и, в конце концов, они все равно все узнают.

Трое братьев захихикали, прикрывая рот ладошкой.

— Не смущай сестру, — нежно упрекнула Роуз младшую дочь, с укоризной глядя на сыновей. Ей ужасно хотелось спросить у Одри, кто этот счастливчик.

Одри опустила глаза. Она была бы очень рада, если бы случилось чудо и она исчезла из этой комнаты. Но бьющий через край энтузиазм Айлы вышел из-под контроля.

— Она влюблена в Сесила Форрестера, — выпалила Айла, радостно подпрыгивая на стуле, отчего волосы упали ей на лицо. — Но она не думает, что ее чувства взаимны. Только Одри может быть такой скромницей.

— Давайте сменим тему, — строго сказал Генри.

Роуз поймала взгляд сестры. Выражение ее лица не изменилось, но Роуз прочитала в ее глазах удовлетворение. Тетя Эдна тоже все поняла. Сестры прекрасно понимали друг друга. Сесил, без сомнения, мог стать для Одри прекрасным мужем.

Одри сидела в одиночестве под сенью эвкалиптового дерева, глядя на здание клуба с безучастной покорностью. Она знала, что не следовало доверять Айле свой секрет, но, как дурочка, в очередной раз поддалась порыву и все рассказала. Теперь родители думают, что ее сердце принадлежит Сесилу. Знай они правду, они бы умерли от горя.

Потом ее мысли переключились на Эмму Леттон. Интересно, как бы сложилась ее жизнь, выйди она замуж за аргентинца? Была бы она счастливее, или их чувства — не более чем страстная влюбленность, которая со временем исчезла бы без следа? Возможно, неосознанное стремление нарушить правила и испробовать, какова на вкус жизнь за пределами уютного островка их общины, подтолкнуло эту девушку к действию.

Она знала, что Сесил достоин любви. Не потому, что интуитивно понимала, что именно этого от нее ждали родители, а потому, что слышала отзывы людей о братьях. Сесил был уравновешенным, ответственным, обладал прекрасными манерами, особым шармом и подавал большие надежды на работе. Луис же был своенравным и импульсивным. Человеком, который не пошел воевать за свою страну.

— Вы хорошо себя чувствуете? — раздался сзади низкий голос.

Одри обернулась и в лучах солнца увидела Сесила, который смотрел на нее сквозь затемненные очки.

— Я в порядке, — ответила она со вздохом. — Прошу прощения, что так внезапно ушла сегодня утром. Было очень жарко, и мне вдруг стало нехорошо.

— Надеюсь, вам уже лучше. Здесь в тени прохладно. — Он улыбнулся ей, и вокруг рта появились крошечные морщинки. На жарком аргентинском солнце он успел хорошо загореть. — Не возражаете, если я составлю вам компанию?