Почувствовав пристальный взгляд, она улыбнулась, как улыбнулась бы своему давнему другу. Он не стал улыбаться в ответ, а только приоткрыл дверцу машины. Черные зонты, стоящие рядом, чуть приподнялись, но девушка успела впорхнуть и сесть на переднее сиденье, прежде чем закрылась дверца машины.

Она сидела совсем близко, и можно было разглядеть ее профиль, но он не стал этого делать, а только прислонился к сиденью, протянув руку вдоль бархатного воротничка, чтобы проверить, хорошо ли закрыта дверца. Он нечаянно прикоснулся к мокрым волосам, почувствовав нежный запах весны. Ему показалось, что он везет не девушку с остановки, смело мокнущую под дождем, а целую охапку весенних полевых цветов. Так он узнал, как пахнут ее волосы.

Возле метро девушка попросила притормозить и, поблагодарив его кивком головы, выпорхнула из машины. Он не спросил ее имени, но память о шелковых волосах не давала ему забыть ее в течение последующих дней, пока они снова не встретились.

Он не был мечтателем из тех, кто свою мечту превращает в грустную иллюзию; и поэтому для первой встречи выбрал уютное кафе на втором этаже старой гостиницы. Гостиница обычно пустовала из-за неприглядного вида и отсутствия современных удобств, чего нельзя было сказать о маленьком кафе, где на горячем песке выстраивались чашки с горьким кофе. Здесь продавались лучшие пирожные в городе. Их выпекала пожилая женщина, живущая напротив гостиницы. Каждое утро она приходила сюда с коробкой свежевыпеченной сдобы. У нее всегда было несколько минут, чтобы разглядеть посетителей. Совсем молоденькие девушки ели пирожные так, как едят их только в юном возрасте, и пожилая женщина, отметив удовольствие на их лицах, радовалась вместе с ними. Иногда она спрашивала себя – что делают эти юные существа здесь, в этой старой гостинице, да еще в компании мужчин намного старше себя? Увиденное не давало ей покоя; к сладкому запаху пирожных примешивалась какая-то непонятная горечь. «Нет, что-то тут не так», – говорила она себе. Сладкая приманка на столиках была для нее единственным заработком. Совсем маленькой она помогала матери просеивать муку и лепить пирожки. У нее не было пластилина, чтобы вылепить медвежонка или куклу, и она лепила пирожки. После школы пошла работать на кондитерскую фабрику и проработала там до пенсии. А теперь приносила свои пирожные в эту старую гостиницу. Многих посетителей кафе она знала по лицам, некоторых по именам. Новички сразу привлекали ее внимание. Как, например, вот эта девушка за первым столиком и ее спутник.

Девушка сидела чуть наклонившись, придерживая кусок шоколадного бисквита двумя руками, чтобы не запачкать прозрачную шифоновую блузку. Мужчина, напротив – сидел неестественно прямо, будто прирос к стулу. Улыбаясь, он смотрел на девушку, любуясь тем, как она ела. Пожилая женщина не стала особенно приглядываться к ним, лишь отметив про себя то, что мужчина любуется не только девушкой, но и ее пирожными. И только проходя мимо, она услышала обрывок разговора.

– Ты так красиво ешь. На тебя приятно смотреть. В тот день на остановке ты мокла под дождем. Тебе не было холодно?

Дождь был теплым, – ответила она.

– Да, дождь был теплым, – повторил он.

– Бархатным, – рассмеялась девушка.

Ему нравилось в ней абсолютно все, особенно та легкость, с которой она говорила, ела и улыбалась. Одним словом – юность, не претендующая на белоснежную фату и отношения, в которых не было ничего, кроме скучных обязательств.

Старая гостиница и запах шелковых волос переплелись во что-то большее, чем обычный флирт, и он перестал думать о других женщинах. Ее семнадцать лет не соответствовали его сорока, но вмещали в себя все, что было у него до нее с другими женщинами и возвращали его в забытое прошлое.

Летом они сменили старую гостиницу на домик в пригороде Майами. Фирменные пирожные заменил им пирог с лаймом, а маленькое кафе – кубинские и мексиканские рестораны с открытыми верандами. Ей нравилось кормить пеликанов рыбными крошками, развлекаться в шоу с дельфинами и морскими черепахами и слушать уличных музыкантов. Ему – наблюдать за заходящим солнцем, обнимая шелковые волосы, пахнущие весной.

Он говорил ей, что здесь красиво.

Она, пожимая плечами, отвечала: «Здесь нет бархатного дождя». И они оба смеялись, вспоминая старую гостиницу.

Осень выдалась дождливее обычного. Работы оказалось невпроворот; он находился в постоянных разъездах, и девушка снова вышла на остановку без зонта, но уже в осенний дождь. Дождь лил как из ведра, и машины проезжали мимо. Девушка хотела уйти, но тут подъехал мотоциклист в черной куртке и, окинув небрежным взглядом, крикнул: «Карета подана!».

Девушка обрадовалась мотоциклисту больше, чем обрадовалась бы самой дорогой иномарке. Крепко обняв его спину, она спрятала мокрое лицо в мягкой кожаной куртке. Они поехали по скользкому асфальту навстречу резкому ветру, не боясь холода и дождя, оставляя за собой огромные лужи и торопливо идущих прохожих. В сумке через плечо зазвонил телефон, но его мелодии предпочли песню ветра и дождя, обещавшую счастье, в котором не было ожиданий, повторений и ошибок. Счастье, похожее на дегустационный зал с множеством разнообразных вин, каждое из которых хотелось попробовать.

Мотоциклист тоже не был мечтателем из тех, кто свою мечту превращает в грустную иллюзию, и они очень быстро оказались в комнате с огромной старой софой, колючим кактусом и почерневшей кофеваркой. В ванной девушка нашла наполовину использованный шампунь и большое махровое полотенце.

Мотоциклист без шлема и кожаной куртки выглядел вполне симпатично. Открыв кран с горячей водой, он стал набирать ванну.

– Сейчас приготовлю ванну по-египетски. Ты знаешь, что добавляли в воду для египетских цариц?

Девушка пожала плечами. Она не читала книг.

Телефон продолжал звонить, и от этого сумка набухала и становилась назойливо-неприятной, а потому и незамеченной. Крохотный мобильник хотел помочь тому, кто так настойчиво звонил из кабины серебристого «Опеля», ехавшего в сторону аэропорта, но сумка оставалась застегнутой наглухо. Из ванны доносились то всплески воды, то приглушенный женский смех. Звонки через несколько минут прекратились и повторились только через неделю.

Запах ее шелковых волос стал частью его жизни, и он не мог думать о других женщинах. Он пытался ее разыскать, когда приезжал всего на несколько дней из очередной командировки, но ее мобильник молчал, и он, по привычке, шел в старую гостиницу, заходил в кафе, заказывал горький кофе, надеясь на случайную встречу.

Может быть, и она захочет его увидеть именно здесь?

Однажды, выходя из гостиницы, он увидел проезжающий мотоцикл. Парень в шлеме и девушка с распущенными волосами летели навстречу ветру. На улице шел по-осеннему злой дождь. Он хлестал по лицу колючим холодом, мешая разглядеть девушку. И лишь мысль о шелковых волосах делала его почти бархатным.

Варино сердце застряло в горах, где Карабахские и Мровские хребты сближаются друг с другом, где климат мягче и люди добрее. А вокруг столько лесов! Здесь и дуб, и граб, и липа с ясенью. На лесных полянах – тюльпаны, лилии, фиалки, лесная роза. Вокруг горные речушки, озера, роднички. Необыкновенно красивый край! И нет ему равного. Не потому ли зачастили гости из далеких стран? Приедут, посмотрят на эту красотищу, пошепчутся меж собой, будто чудо какое увидели. А карабахцу и невдомек: он-то это чудо каждый день видит.