«Представляла ли мама на самом деле, куда мы направляемся?» – в который уже раз задавалась она вопросом.

Вся жизнь ее матери была подчинена одной-единственной цели – добраться до Медфорда. Годами она говорила об этом городе. Оглядываясь назад, Гвен видела теперь то, о чем в детстве не задумывалась. Они с матерью путешествовали вдвоем. Женщина с ребенком никогда бы не отправилась в далекое плавание одна, не будь у нее на то веской причины, даже если бы в конце пути ей был обещан рай. Кроме того, тенкинки никогда не путешествовали без сопровождения.

Странным было и имя, которое Иллия выбрала для своей единственной дочери: Гвендолин. Мать родилась в племени ованда и, согласно обычаю, должна была назвать ребенка в честь какого-нибудь предка, но у них в роду точно не могло быть никого по имени Гвендолин. Красивое имя, но не тенкинское. Так могли назвать светлокожую, белокурую девочку с голубыми глазами. До прибытия в Вернес Гвен никогда не видела женщин со светлыми волосами, и даже там они были редкостью. Лишь много лет спустя, когда Гвен наконец поселилась на севере, она повстречала других девушек с похожими именами. Однако имени оказалось недостаточно, чтобы ее сочли своей в чужих землях. Все светлокожие путешественники и лавочники смотрели на нее с презрением.

Жители Калиса тоже относились к белым гостям с некоторым подозрением. Большинство калианцев полагали, что чужеземцы приносят болезни, однако это никогда не мешало им налаживать с приезжими деловые отношения. На севере все было иначе. Даже в Вернесе, где, казалось бы, должны были привыкнуть к многоликой толпе иммигрантов, люди избегали общества Гвен и ее матери.

Они умерли бы с голоду, если бы не дар ее матери. В Вернесе было множество приезжих калианцев. Они поселились на холмах за городом, где разбили большой лагерь с красочными шатрами, совсем как в Дагастане или Ардоре, и его обитатели по достоинству оценили талант провидицы. Иллия предсказывала будущее по ладоням своих соотечественников, а те, в свою очередь, были рады иметь рядом с собой столь умелую гадалку.

У тенкинок этот талант всегда передавался от матери к дочери, и Иллия обучила Гвен всему, что знала.

– Свое будущее ты прочесть не можешь, – говорила ей Иллия, – как не можешь увидеть собственное лицо, но точно так же, как ты иногда видишь свое отражение в темном стекле или спокойном водоеме, ты сумеешь отыскать свой путь среди линий жизни других людей.

Мать учила Гвен своему ремеслу, показывая ей ладони клиентов.

– Что ты видишь? – спрашивала она, подставляя обветренную руку мужчины.

– Корабль, большой корабль с парусами, – отвечала Гвен.

– Какого цвета?

– Синего.

– Это, скорее всего, прошлое.

Гвен посмотрела на мужчину, которого мать держала за руку, и тот подтвердил ее слова:

– Я только вчера прибыл на корабле.

– Недавние события прочесть легче всего, – пояснила Иллия. – Они самые яркие.

Вскоре Гвен и сама занялась гаданием. Поначалу она видела только недавнее прошлое, и, чтобы не сердить клиентов, мать заканчивала гадать за нее. Так проходили все их уроки, и Гвен удивлялась, почему мама никогда не показывает ей собственные руки и не предлагает учиться по ним. Сначала Гвен думала, что слишком близкое родство не позволяет видеть будущее друг друга, но по мере того как росло ее мастерство, Иллия все чаще стала носить перчатки.

Спустя какое-то время они покинули лагерь калианцев и примкнули к каравану, который направлялся на север, но в дороге Иллия заболела, и им пришлось отстать от попутчиков. Гвен привезла мать в какой-то городок, где несколько дней пыталась найти врача, готового их принять, но все ее старания оказались тщетными. Предвидя скорую кончину матери, Гвен наконец решилась задать ей все мучившие ее вопросы. «Почему мы покинули Калис? Почему ты дала мне северное имя? – настойчиво спрашивала она. – И самое главное: почему для тебя так важно, чтобы мы добрались до этого таинственного места под названием Медфорд?»

Мать упорно отказывалась отвечать и говорила лишь, что так ей повелел бог. Когда Гвен спросила, какого бога она имеет в виду, мать ответила:

– Того, что ходит в обличье человека.

На оплату тесной комнатушки Гвен потратила почти все имевшиеся у них деньги. На протяжении многих дней ей так и не удалось добиться помощи врача, оставалось только прикладывать к голове матери влажную тряпку, а Иллия тем временем лежала, неподвижная и безмолвная, с закрытыми глазами. Но как-то утром она пошевелилась.

– Обещай мне… – прошептала она, – обещай, что поедешь в Медфорд, как мы всегда того хотели. Поклянись, что не остановишься на полпути, доберешься до этого города и поселишься там. Ты должна осуществить то, что не получилось у меня. Ты должна быть там ради него.

Гвен ничего не поняла из предсмертного бормотания матери, и она больше ничего не узнала о нем, но обещание дала. В ту минуту она готова была поклясться в чем угодно, даже если бы мать попросила ее выйти замуж за гоблина или поселиться на облаке.

Спустя два дня Иллия скончалась в крошечной комнатке в незнакомом городе, далеко и от Калиса, и от Медфорда. Гвен было всего четырнадцать лет.

Она предоставила матери роскошь умереть в постели, а не в канаве, и это окончательно разорило ее. Денег не осталось даже на еду, не то что на похороны. Мысль о том, что придется отдать тело матери городским стражникам, которые всегда относились к ним с невиданной жестокостью, повергала ее в ужас. Оставшись одна в маленькой комнатке, Гвен сделала единственное, что могла сделать: села и заплакала. Сквозь рыдания она едва расслышала стук в дверь.

На пороге стоял высокий худощавый человек с переброшенным через плечо кожаным мешком.

– Прошу прощения, я пришел к Иллии, – вежливо начал он.

– Моя мать умерла.

Гвен вытерла слезы. Тогда ей не пришло в голову спросить, откуда он узнал, где их искать.

Мужчина кивнул, не выказав ни малейшего удивления, как будто уже знал об этом.

– Мне очень жаль, – сказал он, глядя на кровать, где лежала закутанная в свою любимую шаль мертвая Иллия, и прибавил: – Твоя мать гадала мне по руке, но тогда у меня не было денег, чтобы заплатить ей. Я пришел отдать долг. – Он положил на ладонь Гвен шесть монет. Увидев их цвет, она раскрыла рот от удивления.

– Этого слишком много, – покачала она головой. – За гадание мама брала три медяка. Это… это…

Гвен никак не могла произнести вслух то, что вертелось у нее на языке. Сжимая монеты, она чувствовала себя так, будто держит в руках лето или солнечный свет. Помнится, она тогда подумала: «Такую силу нельзя держать такими грязными руками».

– Она предсказала кое-что очень хорошее, – пояснил мужчина.

Странная это была встреча. Незнакомец явно не был калианцем, а, насколько Гвен знала, Иллия никогда не гадала жителям севера.