Дознавателю Жюлю судьи представлялись предвзятыми людьми, настроенными притянуть за уши нужные факты. Для того они выудили «признания» из свидетелей, почему-то оказавшихся исключительно из числа прислуги неблагородного сословия. Не потому ли, что представителей простонародья разрешалось подвергать «допросам с пристрастием»?

С другой стороны - несчастных можно понять: кто бы устоял перед угрозами отлучения от церкви и пытками, подсказанными самим сатаной? Средства тогдашних палачей известны: дыба да «испанский чулок», дробящий кости. Не говоря про кол. Одно упоминание о применении которого приводило людей в суеверный ужас, заставляло умирать - от мгновенного инфаркта мозга. Или инсульта сердца? Короче, от внезапной остановки жизненно важных функций организма.

Итак, половина дела слугами инквизиции была сделана – кривдами и неправдами собраны показания про «злодеяния» владельца Тиффожа. Встала главная проблема - сломить сопротивление самого де Лаваля. Который отвергал все обвинения против себя, особо те, в которых говорилось о связях с нечистым и кровавых оргиях на детских останках.

Судьям требовалось чистосердечное признание – только после него существовала возможность вынести смертный приговор. Однако, загвоздка: барон отказывался себя оговорить.

Пытки применять не дозволялось к действующему маршалу страны.

Требовалось сломить его морально. Ради того пошли на очередной подлог. Первым делом пригрозили навечно отлучить от церкви, от чего упорство набожного барона пошатнулось. Чтобы окончательно лишить его мужества, решили продемонстрировать издевательства, которым он, якобы, подвергнется в случае продолжения запирательств.

Де Лаваля привели в подвал, где на его глазах начали пытать людей. Буквально через несколько минут отважный воин, видевший на войне немало крови и расчлененных трупов, потерял сознание от зрелища страданий и звука стенаний.

Немедля подписал все, что требовалсь - к великому облегчению организаторов процесса. Жюльен понимал барона и не осуждал. Что было делать? Пытка – сильнейший аргумент при ведении допроса. Какой сумасшедший согласится на нее, если взамен требуется всего лишь поставить подпись? Пусть под самым невероятно-предрассудочным утверждением: имел сношения с дьяволом, ел свежезарезанных детей...

Сама формулировка смехотворна.

Для двадцать первого века. А для пятнадцатого? Может, они верили в то, что писали?

Не стоит забывать о гегемонии религии, творившей правосудие, и недоразвитости науки, блуждавшей наощупь. Современным исследователям в лице юного Жюльена необходимо делать скидку на темноту сознания людей из периода развитой инквизиции.

Сделав ее и представив себя в роли знаменитого однофамильца, Жюль, кажется, познал его ошибку. Которая состояла в том, что по рыцарскому масонскому обычаю де Рэ был слишком ревностным католиком. Веровал в Господа безраздельно и так же безраздельно доверял его слугам.

Не менее твердо верил он в собственную невиновность. А также неприкосновенность.

Барон с самого начала был убежден, что титул и статус его защитят. Что на него, героя Столетней войны, в те годы - самого прославленного французского полководца, не посмеют возвести напраслину. Не решатся оговорить и осудить. Он даже не пытался оказать сопротивление, не пытался скрыться. Добровольно явился в суд. Значит, не чувствовал за собой ни малейшей вины? Или подвела самоуверенность?

Ответ неизвестен.

Мня себя неприкасаемым, барон роковым образом ошибся: заслуги перед родиной не сыграли в оправдание. Де Рэ обвинили не только в правдоподобно звучавших преступлениях. Но и тех, которые пришли бы в голову только непроходимо диким людям с умом, извращенным религиозными догмами.

Если бы Жюльен оказался на его месте, разбил их утверждения в пух и прах.

9.

Если бы Жюльен оказался на его месте... Загадочная судьба барона де Лаваля будоражила и увлекала студента психологии. Чем дальше, тем теснее переплетались в его исследовании два интереса – личный с профессиональным.

Переплелись настолько, что самой заветной мечтой Жюля стало - оказаться в прошлом. Представлял себя в роли рыцаря-барона. Вот он, облаченный в сверкающие латы и шлем, с мечом наголо несется в самую гущу сражающихся. Где образовалась «куча-мала» и жуткая неразбериха: люди орут, кони ржут, мечи звенят, головы летят. Не поймешь, кто друг, кто враг. Разбираться некогда – руби направо и налево.

Время от времени, желая отвлечься от столичной суеты, приходил он в уютный садик особняка Бирона. Бродил между пирамидально подстриженных кустов. Надолго останавливался перед «Мыслителем» Родена, погружался в мечты. Про кумира - Жиля де Рэ. Начинал представлять себя в его облике, думать за него. Было весело и загадочно: примерить тело другого человека, проникнуть в его психику.

Хотя, конечно, что увлекаться подобными экспериментами не стоит – из-за опасности раздвоения личности. Примеры чего имеются в литературе. Доктор Джекил и мистер Хайд – две стороны одного характера. Добрый в душе и жуткий на внешность Франкенштейн. Алиса в Стране чудес, то большая то маленькая... Одно Жюльен знал точно: как будущий психолог, должен разобраться в причинах болезни прежде, чем поставит диагноз.

Несмотря на глубокую симпатию к барону, факт умопомешательства его Жюль не отрицал. Порочащие слухи на пустом месте не создаются. Тем более в отношении высокостоящих персон. Надо было так явно и так долго провоцировать общественное мнение, чтобы захотели его убрать со сцены жизни.

Возможно ли допустить, что обвинения имели под собой почву? Вопрос подвинул Жюля начать масштабное психологическое исследование. В то время он уже учился на профессию и решил извлечь из хобби практическую пользу: одновременно начал подготовку к диплому на ту же тему.

Диплом будет прорабатывать ситуацию, которая начинается со слов: «Представим, что обвинения соответствовали действительности». Откуда вытекает задание для анализа. Как именно происходил процесс перерождения героя войны в убийцу малолетних? В какой момент произошел сбой в системе, и барон де Лаваль ступил на тропу ошибок?

Проблема тектонических сдвигов в психике и торнадных завихрений в мозгах оказалась чрезвычайно увлекательной. Жюль погрузился в нее по горло. Чтобы узнать как можно больше, копался в специальной литературе. Но поджидала трудность: в одиночку он не справлялся. Предмет исследования был узко специфичным – слишком мало фактического материала и достоверной информации. Ощутился дефицит идей и мнений.

Чтобы его сократить, предмет исследования следовало вынести на широкую университетскую публику: обсуждать в студенческой группе, выдвигать версии, выслушивать контр-аргументы, задавать вопросы, продумывать ответы.

Тут получилась загвоздка. Дискуссировать о проблеме де Рэ с коллегами Жюль не собирался категорически. Чтобы заранее не раскрываться. Он планировал сделать ее не только темой диплома, но в дальнейшем - кандидатской.

Под названием: «Переработка периферийной информации как фактор психологической креативности метакогнитивно рассуждающей личности». Расшифровка для неспециалиста: «Психологические особенности переживания одиночества человеком - на примере барона де Лаваля». Жюль долго придумывал формулировку, а когда придумал – посчитал крайне удачной.