– Вы разольете, миссис Рэндалл? Это китайский чай, – добавил он. – Моя собственная смесь.

– С удовольствием.

Сейчас, утром, в этом человеке нет ровно ничего зловещего, вынуждена была признать Синтия. Просто маленький, суетливый холостяк, обладатель усталых морщинок около глаз и прямо-таки великолепной квартиры. На стенах картины, хорошие, хотя понять, насколько хорошие, Синтии не хватало знаний. Во всяком случае, похожи на оригинальные работы. «И картин этих не слишком много, – отметила она с одобрением. – А то такие вот склонные к искусству холостяки зачастую любят загромождать свои квартиры почище иной старой девы».

Вот уж про квартиру мистера Хога такого не скажешь. Во всем воздушное изящество, словно в вальсах Брамса. Синтии хотелось спросить, где он взял такие шторы.

Хог с поклоном принял у нее чашку, нежно обхватил ее ладонью и, прежде чем сделать глоток, вдохнул аромат. Затем он повернулся к Рэндаллу.

– Боюсь, сэр, что у нас сегодня ровно ничего не получится.

– Не исключено. Но почему вы так думаете?

– Понимаете ли, я сейчас нахожусь в полной растерянности: что мне делать дальше? Ваш телефонный звонок… Когда вы мне позвонили, я готовил себе чай – ведь у меня нет служанки… правду говоря, по утрам я словно в тумане – ну, вы понимаете, рассеянный, делаю все, что полагается делать, встав с постели, умываюсь и все прочее, а мысли мои где-то в другом месте. Когда вы позвонили, я был немного ошарашен и только через несколько секунд вспомнил, кто вы такой и какие дела у нас друг с другом. Разговор с вами в некотором роде прочистил мою голову, я, если можно так сказать, осознал, кто я такой, однако теперь… – Он беспомощно пожал плечами. – Теперь у меня нет ни малейшего представления, что же я должен делать дальше.

Рэндалл кивнул.

– Я не упускал из виду и такого варианта. Не могу назвать себя большим психологом, но мне казалось возможным, что переход от вечернего «я» к дневному происходит у вас как раз при выходе из квартиры, и любое нарушение привычного распорядка может совсем выбить вас из колеи.

– Тогда почему же…

– Сейчас это не имеет значения. Видите ли, мы следили за вами вчера и знаем, куда вы ходите.

– Вы знаете? Расскажите мне, сэр! Расскажите, пожалуйста.

– Не так быстро. В самую последнюю минуту мы вас потеряли. Теперь я хочу сделать следующее: мы проводим вас по тому же самому пути, вплоть до того места, где вчера вас потеряли. Я надеюсь, что, начиная оттуда, вами начнет руководить привычка, а мы будем следовать по пятам.

– Вы сказали «мы». Разве миссис Рэндалл помогает вам в работе?

Рэндалл замялся, запоздало сообразив, что, как ни крути, придется признаться клиенту в неполной своей искренности. Синтия бросилась ему на помощь.

– Обычно мы такого не делаем, мистер Хог, но этот случай совершенно исключительный. Вам ведь вряд ли понравится вторжение в вашу жизнь обычного наемного оперативника, так что Рэндалл решил заняться этим делом лично, привлекая при необходимости на помощь меня.

– О, даже так. Это крайне любезно с вашей стороны.

– Спасибо, но это совсем не стоит вашей благодарности.

– Нет, что вы, я крайне тронут. Но только… э-э… не знаю, достаточно ли я вам заплатил. Насколько я понимаю, услуги руководителя фирмы должны оплачиваться несколько выше?

Хог смотрел на Синтию; Рэндалл настойчиво подавал жене сигналы «Скажи „да“», но та делала вид, что не замечает его лихорадочной безмолвной жестикуляции.

– Суммы, уплаченной вами, мистер Хог, вполне достаточно. Если возникнет необходимость дополнительных расходов, мы сможем обсудить это позднее.

– Да, конечно. – Хог задумчиво подергал себя за нижнюю губу. – Я в высшей степени признателен вам за такую предусмотрительность, за то, что вы не стали знакомить с моими личными делами никого со стороны. Но я бы хотел… – С неожиданной резкостью он повернулся к Рэндаллу. – Скажите, а как вы поступите, если моя дневная жизнь окажется – ну, скажем, шокирующей?

Было видно, с каким трудом дался ему этот вопрос.

– Все останется строго между нами.

– А предположим, обнаружится не просто скандальное мое поведение, а что-либо гораздо худшее. Что-нибудь преступное. Скотское.

Отвечал Рэндалл, тщательно подбирая слова:

– У меня есть лицензия, выданная штатом Иллинойс. Согласно этой лицензии, я обязан сознавать себя чем-то вроде внештатного работника полиции – в ограниченном смысле. Конечно же, я не могу и не стану покрывать серьезное преступление. Однако в мои обязанности не входит сдавать своих клиентов властям за всякие мелкие грешки. Уверяю вас, мой клиент должен совершить очень серьезный проступок, чтобы у меня возникло желание способствовать его аресту.

– Но вы не можете заверить меня, что ни при каких обстоятельствах не сделаете этого?

– Нет.

Хог закрыл глаза и некоторое время молчал. Когда он заговорил, голос его был едва слышен:

– Но вы ведь не узнали ничего такого – пока?

Рэндалл покачал головой.

– Тогда, возможно, разумнее будет бросить все это дело прямо сейчас. Некоторые вещи лучше не знать.

Взволнованность Хога, его беспомощность в сочетании с благоприятным впечатлением, которое производила эта изящная, аккуратная квартира, вызвали у Синтии прилив сочувствия, о котором она и помыслить не могла вчера вечером.

– Ну зачем вы так нервничаете, мистер Хог, – наклонилась она к нему. – Ведь у вас нет никаких оснований думать, что вы делаете что-либо плохое.

– Да, оснований у меня нет. Никаких оснований, кроме неотвязного предчувствия.

– Но почему?

– Миссис Рэндалл, а бывало у вас так, что вы услышите за спиной какие-то звуки и боитесь повернуться? Случалось вам когда-нибудь проснуться посреди ночи и лежать с плотно зажмуренными глазами, чтобы только не узнать, что именно прервало ваш сон? Есть такие разновидности зла, которые проявляют полную свою силу лишь тогда, когда их существование осознано и признано, когда им смотрят в глаза… И вот здесь есть нечто, чему я не в силах посмотреть в глаза, – обреченно добавил он. – Мне показалось, что у меня есть такие силы, но я ошибался.

– Оставьте, – попробовала успокоить его Синтия. – Реальные факты почти всегда оказываются лучше наших страхов.

– Вы уверены в этом? Почему им не быть значительно хуже наших страхов?

– Потому, что так не бывает, они лучше.

Синтия смолкла, осознав вдруг, что расхожее мнение, которое она преподносит с таким апломбом, – всего лишь бодренькая утешительная ложь, из тех, какими взрослые успокаивают детей. Она вспомнила свою мать: та легла в больницу, опасаясь аппендицита, – и друзья, и все любящее семейство единодушно считали это обычной мнительностью – и умерла там. От рака.