Общественные туалеты торгового центра находились в середине главного этажа, в конце коридора. Дело шло к вечеру, многие уже уходили, и там почти никого не было. Подойдя к коридору, мальчик снова побежал, и человек в серых брюках тоже ускорил шаг, стараясь делать вид, будто он никуда не торопится. В конце прохода мальчик вошел в широкую белую дверь, помеченную мужской фигуркой. Дверь с глухим стуком встала на место. Человек в серых брюках подошел секунду спустя. Он глубоко вдохнул, загадал желание и вошел.

В туалете было пусто. Ряд писсуаров выстроился вдоль дальней стены, будто фаянсовые часовые, от него исходила вонь дезинфицирующего средства, заглушая вонь застарелой мочи. Зеркала над раковинами, которым некого было отражать, казались пустыми. Три кабинки, выступавшие из угла, в одной из них, у стены, виднелись детские кроссовки, едва достававшие до пола. Человек вздохнул: его желание исполнилось. Вопрос в том, что делать теперь. На работе, в своей повседневной жизни, он все тщательно планировал и неотступно придерживался плана, но в фантазиях освобождался от заведенного порядка. А теперь его фантазия сбылась. Он хрустнул суставами пальцев, потом до него дошло, что хруст, должно быть, звучит очень громко в кафельном помещении.

Ладно. Он зашел в соседнюю кабинку, на двери кто-то ручкой схематично нарисовал член между женскими грудями. И что теперь? Мальчик за соседней дверью покряхтел. Черт, надо же что-то делать. Но способность к импровизации не входила в число его достоинств. К счастью, стенки между кабинками не доходили до кафельного пола примерно на тридцать сантиметров. Он шумно стянул брюки, так чтобы у него из кармана выпал бумажник и упал под разделительную стенку. Бумажник наполовину высунулся из кармана, человек взял его, бросил на грязные плитки пола и отпихнул в сторону.

— Елки-палки! — громко объявил он. Из соседней кабинки не послышалось ни звука, и он решил продолжать: — Ах, черт!

Он сунул руку под стенку между кабинками и потянулся, нащупывая. Но унитазы располагались дальше друг от друга, чем он рассчитывал, и ему пришлось по плечо пролезть под перегородкой, прежде чем он чего-то коснулся. До сих пор мальчик не издал ни звука, и все же вот холодная фаянсовая поверхность унитаза, а вот гладкое бедро…

— Эй! — Бедро резко отодвинулось, и рука человека потянулась за ним, как бы притягиваясь.

Вдруг он оказался наполовину под разделительной перегородкой. Теперь он мог оглядеть другую кабинку: мальчик наполовину сполз с унитаза и испуганно съежился.

— Что… что вы делаете?

— Я? — Человек старался говорить властно, несмотря на свою нелепую позу. — А ты что делаешь? Ты взял мой бумажник!

— Я не брал! — Мальчик наклонился, чтобы ногой отбросить его от себя, и открыл безволосую мошонку. — Вот он!

— Нехорошо. — Человек просунулся остальной частью тела под перегородку и, сгорбившись, встал во весь рост в кабинке перед мальчиком. — Так нельзя, нельзя… пинать чужие вещи.

Он нагнулся, чтобы подобрать бумажник, его волосы почти коснулись коленок бедного малыша. Вельветовые брюки, спущенные на лодыжки мальчика, висели на нем, как кандалы.

— Извините…

Мальчик смутился, что его так быстро застали на месте преступления. Его взгляд умолял, чтобы человек в серых брюках просто исчез. Но человек сделал шаг вперед.

— Ты же ничего не взял оттуда, правда?

— Н-нет.

— Потому что ты же знаешь… ты знаешь, что случается с мальчиками, которые берут чужие вещи?

Он чуть ли не налезал на мальчика, готовый потребовать расплаты. Мальчик практически был прижат к стене, его рубашка задралась, открывая живот, совсем как в мечтах у человека в серых брюках. Он как раз обдумывал свой следующий шаг, как вдруг наружная дверь со стуком отворилась и послышались два мужских голоса:

— Господи, мне нужно отлить. Попробуй постой три часа за кассой.

— Да уж, попробуй обслужить пять десятков покупателей, когда они все требуют позавчерашние скидки.

Человек замер. Мальчик тоже замер, но он явно не собирался молчать.

И тогда человек оказался находчивее:

— Ну вот, Джерри, в следующий раз вытирайся сам, ладно?

Он надел брюки. Мальчик только смотрел на него. Человек вышел было из кабинки, как вдруг вспомнил, что его бумажник валяется на полу. Он наклонился, чтобы его взять, и не смог справиться с искушением: он положил руку на бедро мальчика, которое на ощупь напоминало обшитую кожей слоновую кость.

— Поторопись, — выдохнул он, — папа тебя ждет.

И он вышел из кабинки, хлопнув за собой дверью. Он выкатил глаза на двух парней и заторопился к выходу. В коридоре он сменил быстрый шаг на сдержанный бег, но никто его не остановил, никто даже не закричал вслед. Люди и витрины проносились мимо расплывчатыми пятнами. Потом он выбежал за входную дверь и оказался на полпути к свободе. Только после того, как он добрался до машины и пристегнул ремень, до него дошло все значение того, что он сделал.

Он чувствовал ликование и ужас, он удивлялся самому себе и ужасно расстроился. На обратной дороге он увидел у обочины зловещую черную собаку и снова ее переехал. Добравшись наконец до дома, он еще посидел в машине. В конце концов он сунул руку в передний карман и достал не пропитанный хлороформом кляп, а волчок и две красные машинки.

На третий день после моего решения быть милым и хорошим раздел местных новостей в «Таймс» вышел таким гадким, что мне едва хватило духу его дочитать. Такое впечатление, что они вывалили на несколько полос все поджоги, изнасилования и перестрелки, какие смогли отыскать, для создания максимального эффекта. Многодетная мать убита сожителем в Бронксе. Пожар в выставочном зале, подозревается поджог. «Гляди, — вопил раздел, — вот что творится в Нью-Йорке. Что, не нравится? Да пошел ты, мужик». Я даже заметил, что они под сурдинку протаскивают в этот раздел новости из других мест, например про циклон в Канзасе, чтобы количество бедствий и катастроф достигло какой-то критической массы. Даже Джейн, которая обычно читает все от корки до корки, иногда пропускает эти страницы, особенно если там вдруг напишут что-нибудь про маленьких детей. «Я ведь мать, — сказала она мне, — я это все принимаю близко к сердцу».

Полная противоположность заметкам в «Таймс» — раздел городских новостей в местной газете «Фэрчестерский вестник», где никогда ничего не происходит, разве что движение цен на рынке недвижимости и споры о городском районировании. Члены совета районов одобрили постановление о расширении парка. Начальник полиции заявляет, что будет всемерно обеспечивать соблюдение круглосуточного запрета на выгуливание собак без поводка. На этой неделе, поскольку недавно начался учебный год, на пятой полосе поместили статью о жестоком обращении с детьми и других нарушениях прав малолетних. «Мы отдаем себе отчет, что наши ученики находятся в таком возрасте, когда они очень ранимы», — заявил школьный инспектор Сид Вайнстейн, его речь начиналась на первой полосе и продолжалась на седьмой, под ежедневным меню школьных обедов. На фотографии был мужчина невысокого роста, с острым носом, на котором сидели деловые очки в роговой оправе. Мы с Джейн как-то встречались с ним в гостях и сочли его человеком лощеным, но железным, как будто у него хирургическим путем вырезали чувство юмора и заменили хромированной пластиной. «В эпоху школьных перестрелок Фэрчестеру особенно повезло: у нас происходит меньше преступлений, чем в большинстве других округов. Но мы не должны терять бдительности». В связи с этим он организовал комитет, который занимался проверкой запирающихся шкафчиков в школах.