Вскоре после этого интервью Горбачева, в январе 1996-го, президент Ельцин заменил Козырева на посту министра иностранных дел на бывшего главу Службы внешней разведки и специалиста по Ближнему Востоку Евгения Примакова. Униженная и оскорбленная Западом Москва развернулась в своей внешней политике в сторону бывших союзников СССР в Азии и на Ближнем Востоке – снова со спорами между фракциями в парламенте и правительстве. Назначение Примакова отметило собой начало инициатив, направленных на восстановление отношений с Китаем, Индией, Ираком, Ираном и другими государствами, с которыми ранее дружил СССР. Переговоры же о налаживании партнерских отношений с Соединенными Штатами практически прекратились.

Это случилось, когда Путин приехал в Москву для работы в администрации президента. В промежуток между 1991 и 1996 годами Россия пережила череду унизительных неудач, как во внутренней, так и во внешней политике. Русские политические деятели вцепились друг другу в глотки. Ельцин расстрелял из танков парламент, но так и не привел его к полному повиновению. Новая политическая оппозиция и олигархи осмелели после той роли, которую они сыграли во время президентских выборов 1996 года. Прогрессивная программа экономических реформ разлетелась в клочки, и правительственная команда экономистов-реформаторов пребывала в замешательстве. Экономика в целом оказалась в глубоком спаде. Десятки тысяч вышли на улицы с требованиями погасить задолженности по зарплате и пенсиям и с протестами против растущих цен. Война опустошила Чечню и вытолкнула ее еще дальше с орбиты Москвы. Региональные лидеры, договор за договором, растаскивали Российскую Федерацию на части. НАТО отказала России в ее традиционной роли на Балканах. Запад выдавил русских из Прибалтики. Украина и другие гипотетические союзники в ближнем зарубежье сражались за советское наследие – между собой и с Москвой. Отношения с США развивались по нисходящей.

Когда Путин приехал в Москву в августе 1996-го, мало у кого из русской политической элиты сохранились какие бы то ни было иллюзии по поводу глубины внутреннего кризиса страны и потери статуса великой державы на международной сцене. Многие наблюдатели опасались, что Россия находится на грани полного коллапса. Они вставали на дыбы, когда западные комментаторы извергали заявления, что в последние годы существования СССР он был «Верхней Вольтой с ракетами»[54]. Российские политики были больше сконцентрированы на сохранении того, что осталось, и стремились избежать дальнейших унижений. Практически каждая российская политическая группа или партия на всем протяжении политического спектра считала, что разлом государственной машины, случившийся после распада Советского Союза, зашел слишком далеко, и выступала за восстановление «государственной силы» России. Даже некоторые экономисты либерального толка из окружения Егора Гайдара, который был в первых рядах разбиравших бывшую советскую экономику в начале 90-х, переориентировались[55].

Практически все, что сказал Путин с того момента, как он занял главный пост страны, про спасение России от хаоса и о важности наведения порядка, совпадает с мнением истеблишмента конца 90-х. Большинство принятых им как президентом приоритетов во внутренней и внешней политике уже были сформулированы российской политической элитой того периода. Все, что ему оставалось сделать в начале нулевых, – это воспринять и объединить разнообразные идеи по преодолению Россией кризиса, отфильтровав их из газетных колонок и политических заявлений, породив таким образом то, что можно с некоторой натяжкой назвать путинизмом. В число этих идей входила мысль о создании более влиятельного центрального аппарата – так называемой вертикали власти – и тезис о необходимости гораздо большей настойчивости в проведении внешней политики, особенно в «ближнем зарубежье» и в тех областях, где потери при Борисе Ельцине оказались наибольшими[56]. И хотя Путин не указывал, что конкретно он будет делать в начале своего президентского срока, в конечном счете большинство его идей коренится в умонастроениях некоторых консервативных фракций 90-х.

Первый ключевой момент личности Владимира Путина – это его восприятие себя как государственника. Он видит себя одним из когорты людей, ратующих за восстановление государства. В одном из первых публичных выступлений, буквально накануне его вступления в должность исполняющего обязанности президента, он открыто представил себя как государственника и предложил свое видение пути возрождения России. Это заявление послужило основанием для его действий и в первый президентский срок, и во время, когда он был премьер-министром. В результате мы вынуждены сделать отступление и выяснить, что значило быть государственником в России 90-х.